Молодая кровь

Прошло еще два или три дня, прежде чем репетиции развернулись полным ходом, а затем ежедневно в два часа все участники хора, радостно настроенные, спешили из класса в зал на спевку. Когда они собрались там в первый раз, мистер Майлз заверил их, что это будет самый лучший концерт в истории Плезант-гроувской школы и даже всего Кроссроудза. Негры будут гордиться своим концертом, поэтому он просит ребят готовиться как можно старательнее. Джозефин Роллинс аккомпанировала на рояле и помогала разучивать песни. Казалось, будто ничего и не произошло между нею и Ричардом. Может быть, он и не был у нее в тот вечер, может быть, ему это только приснилось?

Накануне праздника все участники построились парами и прошествовали на репетицию в центр, к залу городской ратуши, где должен был состояться концерт. Разные чувства одолевали ребят — и гордость, и счастье, и желание пошалить, когда они шли через Белый город и по бульвару Джефферсона Дэйвиса, мимо великолепных особняков белых богачей. Репетировали в большом зале. Ричард Майлз сумел внушить почти всем, что они должны гордиться своим участием в вечере. Священник Ледбеттер объявлял каждый день с церковной кафедры о предстоящем событии и даже поместил специальное извещение в своем еженедельном бюллетене. Он говорил после проповеди:

— Ваши дети готовятся петь не для наших белых друзей, хотя мы будем очень рады их посещению. Они готовятся петь для нас самих. Господу великому слава! Они будут петь во имя наших отцов и дедов, во имя прошлых поколений и во имя будущих! Приходите же в пятницу вечером, братья и сестры! Приходите сами и приводите с собой всех, кто захочет принять участие в этом большом празднике!

После генеральной репетиции Ричард Майлз уходил из ратуши вместе с Джозефин Роллинс. Ребят он отпустил, а сам остался с ней заканчивать последние приготовления. Нервы Джозефин были возбуждены до предела, но она старалась это скрыть. Когда они спускались вместе по мраморным ступеням ратуши, сна искоса взглянула на Ричарда и быстро отвела глаза.

— Ну, профессор, как будто все в порядке. Кажется, все готово, чтобы ввести вашу паству чрез Жемчужные врата? — спросила она с усмешкой.

Ее замечание вызвало у Ричарда вспышку ярости. За эти недели, пока шли репетиции, она ни разу не обмолвилась по поводу программы, которую увлеченно составлял он с пастором и Робом. Не намекнула ни словом, ни взглядом, ни взмахом ресниц. Она оставалась неизменно деликатной, милой и услужливой в течение всей подготовки к вечеру. Сейчас Ричарду было не до шуток, и легкомысленный тон Джозефин казался ему вовсе неуместным. Он думал о том, как воспримут завтра дети его сообщение о специальной части программы. Его мучила тревога, как отнесется к ней публика, особенно белые.

— Мне думается, все сделано, — ответил он и, попрощавшись с Джозефин, быстро зашагал прочь.

Ричард еще не дошел до дому, как начался дождь. Он лил не переставая до семи часов утра. Темное небо было обложено свинцовыми тучами. Когда Ричард уже собрался идти в школу, позвонил по телефону пастор Ледбеттер.

— Ну как, мой просвещенный интеллектуальный борец, молились ли вы сегодня утром на коленях? — шутливо задал он вопрос, который задавал своим прихожанам в церкви.

— Нет еще, сэр, нет. Мне казалось, что это больше по вашей части! — ответил Ричард в том же шутливом тоне, стараясь не выдать снедавшей его тревоги. — У вас в этих делах куда больше опыта, чем у меня!

— Да, тут уж придется, пожалуй, долгонько простоять на коленях, потому что среди белых есть весьма несимпатичные господа, и погода на дворе тоже прескверная!

Священник повесил трубку, а у Ричарда в ушах долго еще звучал его раскатистый смех, как бы смывавший тревожное настроение этого утра.

Около половины третьего выглянуло солнце и оставалось на небе весь день. Концерт был назначен на восемь тридцать. Но Ричард приказал участникам собраться к семи. Когда он подходил к ратуше, у входа уже толпились люди — цветные и белые, хотя, конечно, цветных было больше, главным образом деревенских. Совсем как в обычный субботний съезд в Кроссроудзе. По обочинам дороги стояли телеги и грузовики, слышались говор и смех, как на пикнике, Пробираясь сквозь толпу, Ричард заметил устремленные на него враждебные взгляды белой голытьбы. Кто-то сказал:

— Вот он, профессор. Он главный на вечере. — Этот вот — профессор Майлз?

— Из Нью-Йорка…

— А где же его преподобие Ледбеттер?

Когда Ричард прошел за кулисы, там уже собралось несколько ребят, в том числе и Роб Янгблад.

— Как себя чувствуешь, Роберт? Мальчик посмотрел учителю прямо в лицо.

— Я готов! — сказал он.

Ребята собирались до половины восьмого; без четверти восемь почти все были на месте. Ричард Майлз построил их рядами. Когда он начал говорить, стало так тихо, что, казалось, было слышно колебание воздуха. Хоть бы дети не волновались так, как он.

Ричард поблагодарил участников за их сотрудничество и за то доверие, которое они оказали ему и мисс Роллинс.