Молодая кровь

— Этот негр может вам очень сильно повредить, Ричард. Он опаснее, чем целая куча крэкеров.

— Что вам говорил этот прислужник белых? — поинтересовалась Лори Ли.

— Да ничего важного, — ответил Ричард.

— Ничего важного! — передразнила Джозефин. — Ни больше ни меньше, как то, что оба мы останемся без места.

— Ну он просто погорячился, — сказал Ричард, любуясь молодой учительницей.

— Уж что погорячился, так это верно! Но к тому жe Блэйк предатель! И ядовит, как гремучая змея! Я его хорошо изучила.

— У нас тоже найдется, что ему сказать, правда, мама? — возбужденно спросил Роб. Он был полон впечатлений от сегодняшнего вечера, любви ко всем людям, особенно к своей матери. — Ведь правда, ваше преподобие?

— Слушайте, — промолвил священник, — если Бен Блэйк заявил, что собирается уволить вас, нам нужно подготовиться. Пожалуй, следует повидаться с этим джентльменом с утра пораньше в понедельник. Что вы на это скажете, сестрица Янгблад, и вы, брат Янгблад?

— Я того же мнения, — ответила Лори. — Но почему надо ждать до понедельника?

Джо поглядел на Лори и кивнул.

— Правда, лучше бы завтра.

— Мне кажется, понедельник тоже не за горами. А я постараюсь повлиять на этого еретика воскресной проповедью. Он будет в церкви. Он всегда приходит. А мы тем временем соберем побольше народу. Не забудьте пригласить с собой туда сестрицу Лулабелл. Она даст ему жару! — Пастор со смехом хлопнул себя по коленям.

Он собрался уходить и, прощаясь, уговаривал Ричарда и Джозефин не тревожиться.

— Им не уничтожить нашу силу и нашу цель и не победить негритянскую церковь. Завтра, бог даст, встретимся, сестрица Лори, и обдумаем, кого нам включить в делегацию.

— Хорошо, ваше преподобие. Он оглядел всех.

— Как это поется? «Я уйду, но вас прошу меня не осуждать!» Спокойной ночи!

Все рассмеялись.

Когда священник Ледбеттер ушел и дети легли спать, Джо сказал:

— Как не стыдно — он такой замечательный человек, а мы даже не предложили ему глоточка доброй старой микстуры от кашля!

И опять все засмеялись. Джо пошел в кухню и принес оттуда немного маисовой водки и бутылку смородинной наливки домашнего приготовления. Продолжая беседовать, выпили по стаканчику, и тут Ричарду Майлзу вспомнилась его семья в далеком Бруклине… Очень-очень они далеко, а впрочем, не так-то, может быть, и далеко… Было совсем поздно, холодно и темно, когда Ричард и Джозефин ушли от Янгбладов. Редкие фонари тускло освещали улицы негритянского района. Молодые люди шли, тесно прижавшись друг к другу, и болтали о всякой всячине.

— Да, это был замечательный вечер, — сказала Джозефин. — Сколько буду жить, столько буду помнить.

— Да, замечательный! — подтвердил Ричард и подумал: «Такой нежный голос и кроткое лицо, а ведь какая мужественная!»

Было холодно и очень темно, и все-таки Ричард заметил, что Джозефин протягивает ему руку, и он сжал ее в своей руке. И хотя они не промолвили ни слова, в этот короткий миг было сказано все.

Вдруг сзади на пыльной мостовой послышался шум приближающегося автомобиля, и Ричард только сейчас заметил, какая кругом зловещая тишина. Казалось, все в мире погружено в сон, кроме него и Джозефин, да еще этого автомобиля. Не доехав нескольких ярдов, водитель поймал их в сноп света передних фар и на полном газу проскочил мимо. Сердце Ричарда громко стучало. Отъехав немного вперед, машина остановилась, потом начала задним ходом двигаться к ним. Ричард почувствовал, как ногти девушки впились ему в ладонь. Сидевший за рулем окликнул их, и по грубому местному говору можно было безошибочно узнать белого.

— Как твоя фамилия, малый?

«Держи себя в руках, а потребуется, так будь даже вежлив, как мистер Блэйк, с этими белыми дикарями! Ведь жить-то хочется! Но разве это возможно—унижаться, особенно после такого вечера, как сегодня, да еще когда рядом Джозефин Роллинс?»

— Да это же тот черномазый чистильщик, что служит у старого Бэйкерфилда! — сказал полисмен, сидевший рядом с водителем, и захохотал.

Ричард почувствовал, как вздрогнула Джозефин и еще сильнее впилась ему ногтями в ладонь.

— Что это вы, черномазые, шляетесь по улицам в такой поздний час? — спросил полисмен за рулем. — Ну чего молчишь, малый? Язык проглотил, что ли? Может, собрались обворовать кого?

Ричард вообразил, что сейчас его потащут куда-нибудь на пустырь и застрелят, как собаку, из пистолета. И бог знает, что они могут сделать с Джозефин! А ведь он обязан о ней тоже подумать! Но прикинуться смиренным он не мог.

В душе клокотала злоба, не находившая себе выхода, — злоба и на себя и на белых. Нужно было это предвидеть! В такой час на тихой пустынной улице они могут сделать что угодно с ним и с Джозефин. Но он не превратится в дядю Тома, даже если от этого зависит его жизнь. Зависит, конечно! Но не терять же достоинство, особенно на глазах у Джозефин Роллинс! Однако жить-то хочется!

— Ишь как испугался черномазый! Язык присох! — со смехом сказал полисмен, сидевший справа.

— Испугался или такой уж нахал! — водитель посветил Ричарду в лицо фонариком. — Ну говори, черномазый!