Молодая кровь

—  Я хочу, чтобы вы перевезли его на Мидл-авеню, — заявила мама тихо, но твердо.

—  Но, мисс Лори…

—  Если вы этого не сделаете, то мы это сделаем сами, — так же тихо сказала мама. — Я хочу, чтобы он был дома, там, где ему полагается быть. — Она говорила о папе, словно о живом.

—  Слушаю, мэм.

Джо перевезли домой, там и забальзамировали; и уже с вечера начали приходить люди. Два дня они шли непрерывным потоком — весь понедельник и вторник, и каждый предлагал свои услуги: «Вы только скажите, что надо!» И каждый желал взглянуть на покойника и выразить свое соболезнование и гнев. Принесли цветы и телеграммы от комитета дьяконов Плезант-гроувской баптистской церкви, от рабочего клуба, от Ложи Дугласа, от Джорджийского отделения Ассоциации содействия прогрессу цветного населения и от ее местного филиала. Прислали громадные букеты цветов Кросс-сын с супругой, служащие гостиницы «Оглеторп» и доктор Райли из университета.

Оказалось, что в субботу ночью куклуксклановцы зажгли крест возле дома Янгбладов, но соседи потушили огонь и разбросали крест.

В понедельник вечером пришли Оскар с сыном и тоже принесли цветы. Уходя, они сказали Робу и Гасу, что будут на похоронах. Гас вышел с ними на улицу и, проводив полквартала, остановился. Остановились и они, ожидая, что он скажет.

—  Простите, Оскар, — заговорил Гас, — но, по-моему, ни вам, ни вашему сыну не следует приходить на похороны.

—  Это почему же?

—  Как бы это объяснить? Вам вовсе не нужно никому ничего доказывать тем, что вы будете на похоронах.

Оскар отогнал рукой жужжащего комара. Влажный раскаленный воздух липкой тяжестью давил лицо и шею.

—  Мы и не стараемся никому ничего доказывать! — возразил его сын.

—  Ну, я не так, может, выразился, — сказал Гас. — Но, понимаете, другое было бы дело, если бы там собралось много белых… — он замялся. — Черт побери, Оскар, мы ведь хотим, чтобы вы привели к нам в профсоюз побольше белых рабочих, а если вы пойдете на похороны, тогда уже вам ни к кому из них не подступиться!

Оба белых молча глядели на него.

—  Ну, спокойной ночи! — произнес наконец Гас. — Вы все-таки продумайте мой совет!

Он вернулся и рассказал о своем разговоре Робу. И тут оба вспомнили, что на следующий день назначено профсоюзное собрание. Гас посоветовал отложить его; они с Бру вдвоем обойдут всех и сообщат, что собрание переносится на другое число.

— Как насчет будущего вторника? — спросил он.

Роб начал прикидывать в уме, но раздумывал не слишком долго. Он оглядел дворик, где метались светляки; скамейка, на которой они сидели, пахла мылом и сыростью. «Как только не стыдно думать о каком-то собрании, когда там, в комнате, лежит папа?» И вдруг в его памяти возник живой отец, сидевший за завтраком всего лишь неделю тому назад. Вспомнилось, как отец относился к профсоюзу. «Шагайте, дети, вместе!» Пожалуй, стоит посоветоваться об этом с мамой, но нет, он сам теперь мужчина, с каждым часом чувствует себя взрослее и пламенно, неукротимо жаждет стать таким, каким был отец.

—  Нет, Гас, не следует откладывать собрание! Ты с Бру — и Билл вам поможет — обойдите всех и предупредите, что собрание обязательно состоится. Всех предупредите, чтобы явились. Пусть только чужим ничего не болтают!

Пришлось поспорить с Гасом, но в конце концов тот сказал:

—  Ладно. Только ты можешь не приходить. Мы все до мелочи обеспечим без тебя.

…И вот они сидят в битком набитой церкви. Жарко так, что дышать нечем. Все обмахиваются. И певчие в белых одеждах тихо, проникновенно поют:

Слышишь, слышишь звон печальный, погребальный звон плывет
— Это колокол небесный в царство божие зовет.
Аллилуйя, аллилуйя, славу господу поет.
В той обители блаженной счастье вечное найдем,
Лишь сияющую реку мы с тобою перейдем.
Слышишь, колокол протяжный в царство божие зовет…

Замирают мягкие трогательные звуки. Кругом мелькают белые платки. Место Роба рядом с мамой, он должен быть сейчас ее верной опорой. Пальцы матери впиваются в его плечо. Обманывать себя больше невозможно: да, это папа лежит в длинном сером гробу, усыпанном цветами.