Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

Труппе Корша недоставало блеска. Если чего там и было в избытке, так это чванства. Примы здоровались с нами едва заметным кивком, а режиссер Синельников предпочитал писать актерам письма с перечнем их ошибок, вместо того, чтобы по-человечески поговорить с ними после спектакля. Я бы на месте Нины Ивановны не бравировала бы тем, что служила у Корша…

Периодически Кварталова упрекала Ермолова-Бороздина и Рудина в том, что они, дескать, потакают во всем Павле Вульф, дают ей лучшие роли и т. п. Когда Рудин сказал на репетиции, что Фаина заслоняет Аркадину, выражение лица Кварталовой стало настолько отстраненно-безмятежным, что Фаина без труда догадалась о том, чьи слова повторяет Рудин. У непреклонного Павла Анатольевича было одно слабое место — сострадание. На него невозможно было надавить, заставить сделать что-то против воли, но его можно было разжалобить, а уж это Кварталова, как трагическая актриса, превосходно умела делать. Она вздыхала так, что колыхались портьеры, заламывала руки, плакала, могла броситься на грудь словно в поисках защиты… Как не пожалеть одинокую беззащитную женщину? Рудин жалел. А вот с Ермоловым-Бороздиным подобные номера не проходили. "Будет вам, Нина Ивановна, — говорил он, мягко отстраняя Кварталову, — приберегите ваши эмоции для сцены". Кварталова тотчас же переставала ныть.

Фаину сильно задело несправедливое замечание Рудина.

— Чехов тем и хорош, что у него герои второго плана то и дело выходят вперед, — сказала она, стараясь говорить как можно спокойнее. — Маша — не исключение. Но если вы, Павел Анатольевич, находите, будто я переигрываю Нину Ивановну, то чтобы вам не поменять наши роли?

Получилась немая сцена. Рудин и другие присутствовавшие на репетиции актеры уставились на Фаину, а Кварталова демонстративно смотрела в сторону. Сама же Фаина, совершенно не ожидавшая от себя такой дерзости (слова вылетели сами собой), смотрела на Рудина, ожидая его реакции.

— Вы же знаете, Фаина, что у нас не принято менять роли после начала репетиций, — ответил Рудин.

На этом инцидент был исчерпан.

Маша стала третьей ролью Фаины в труппе. Третьей удачной ролью.

Иногда Фаину узнавали на улице. Она замечала это по тому, как менялся взгляд — с равнодушно-скользящего на осмысленный. В труппе у Фаины завелся обожатель — актер Николай Ечменев. Он оказывал Фаине знаки внимания, делал многозначительные намеки насчет "общего будущего" и предлагал ехать на следующий сезон в Киев (Ечменев был родом из Киева и считал его лучшим городом на свете). Фаина отвечала, что хочет ехать в Москву.

Из Москвы доходили обнадеживающие слухи о том, что Камерный театр национализировали, но Таиров остался в нем режиссером. Значит, и Алиса Коонен осталась…

В январе 1920 года Красная Армия заняла Ростов.

В феврале в Иркутске был расстрелян Верховный правитель России адмирал Колчак.

В марте Красная Армия заняла Новороссийск. Деникин отступил в Крым.

В апреле Деникина сменил на посту главнокомандующего Добровольческой армией генерал Врангель. Спустя три недели началась война между РСФСР и Польшей.

В мае поляки заняли Киев.

В июне Красная Армия выбила поляков из Киева и перешла в наступление. Врангель, пользуясь удобным случаем, начал наступление из Крыма на Украину.

В октябре РСФСР заключила перемирие с Польшей. Красная Армия выступила против Врангеля.

В ноябре 1920 года в Крыму окончательно установилась Советская власть.

Глава одиннадцатая "ТАМ ЗА ГОРАМИ ГОРЯ СОЛНЕЧНЫЙ КРАЙ НЕПОЧАТЫЙ…" [22]

"В гибельном фолианте

Нету соблазна для
Женщины. — Ars Amandi
Женщине — вся земля"

Марина Цветаева, "В гибельном фолианте…"

Красный террор, проводившийся в Крыму с ноября 1920 года по конец 1921 года, считается самым крупной акцией подобного рода за все время Гражданской войны. По неофициальным данным, число жертв составляет сто двадцать тысяч. Большевики подвели под массовый террор идеологическую платформу, оправдывая его применение в период пролетарской революции, как наивысшего обострения классовой борьбы. В декабре газета "Красный Крым" писала: "Беспощадным мечом красного террора мы пройдемся по всему Крыму и очистим его от всех палачей, эксплуататоров и мучителей рабочего класса. Но мы будем умнее и не повторим ошибок прошлого! Мы были слишком великодушны после октябрьского переворота. Мы, наученные горьким опытом, сейчас не станем великодушничать. В освобожденном Крыму еще слишком много осталось белогвардейцев… Мы отнимем у них возможность мешать нам строить новую жизнь. Красный террор достигнет цели, потому что он направлен против класса, который обречен на смерть самой судьбой, он ускоряет его гибель, он приближает час его смерти! Мы переходим в наступление!".