САМАЯ "ЖЕРТВЕННАЯ" РОЛЬ
В мае 1918 года Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, высший законодательный, распорядительный и контролирующий орган большевиков, принял постановление о переходе к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян в Красную Армию. Крымские газеты писали, что красные рассчитывают к осени поставить под ружье не меньше миллиона солдат. Это вызывало тревогу. Красные уже доказали, что представляют собой грозную силу. В Крыму казалось безопаснее, нежели в Ростове, Екатеринославе или Харькове. Крым был далек от фронтов, к тому же здесь практически не было крупных промышленных предприятий (только мелкие заводики), а следовательно, не было столько рабочих — опоры большевиков. Уверенности придавали немецкие солдаты и немецкий военный флот. Один вид линейного крейсера "Гебен" на Севастопольском рейде (ну кто бы годом раньше мог такое представить!) внушал обывателям спокойствие.
Уезжать из Крыма не хотелось. Вдобавок труппу Ермолова-Бороздина в Симферополе приняли очень хорошо. Можно было рассчитывать на доходный зимний сезон. Да труппа подобралась хорошая, дружная. В семье, как говорится, не без урода, были свои "уроды" и у Ермолова-Бороздина, но в целом атмосфера в труппе была приятной и актерам не хотелось расставаться. Все эти причины привели к тому, что Ермолов-Бороздин взял в аренду севастопольский театр на зимний сезон. Кто обжегся на молоке, тот дует на воду, поэтому к составлению договора Ермолов-Бороздин подошел более чем ответственно. По его настоянию все "подводные камни", такие, например, как право повышения арендной платы во время действия договора, были убраны. Не последнюю роль в доброжелательном отношении городских властей к театру сыграло то обстоятельство, что известный банкир и промышленник граф Владимир Татищев, занимавший в Крымском краевом правительстве несколько ответственных постов: министра финансов, промышленности, торговли и труда, а также временно управлявший министерством юстиции, был завзятым театралом. Ходили слухи, что у него был роман с одной из актрис труппы, Ольгой Лавровской (она была однофамилицей упомянутой выше антрепренера Лавровской и никакого отношения к ней не имела).
Летом и осенью 1918 года культурная жизнь в Симферополе и по всему Крыму била ключом. Здесь собралось множество театральных трупп.
Здесь гастролировали столичные знаменитости — Шаляпин, Собинов и другие. Словно грибы после дождя появлялись драматические школы. Одной из самых популярных была студия, открытая в Севастополе актером Малого театра Михаилом Муратовым. Далеко не всем актерам находилось дело, конкуренция была невероятной. То, что в такой обстановке выступления труппы Ермолова-Бороздина пользовались спросом у публики, говорит о многом.
В Ялте работало съемочное ателье Александра Ханжонкова. Ханжонков выбрал Ялту из-за разнообразия местной натуры и мягкого климата, позволявшего вести съемки круглый год. После Октябрьской революции Ханжонков перенес все свое кинопроизводство в Ялту, потому что его московская студия была национализирована. В театральной среде мнения по поводу кинематографа разделились. Одни считали кинематограф "низким" искусством (некоторые даже утверждали, что искусством кино называть нельзя), а другие мечтали сниматься в картинах. Кинематограф запечатлевал образы для вечности и давал мгновенную популярность. Вера Комиссаржевская шла к всероссийской известности около десяти лет. Вера Холодная снялась у Ханжонкова в "Песне торжествующей любви" и спустя всего месяц после выхода картины в прокат прославилась на всю страну. Если бы судьба распорядилась немного иначе, то Фаина Раневская могла бы начать свою карьеру в кино лет на пятнадцать раньше. Со своим выразительным лицом и богатой мимикой она замечательно вписывалась в стандарты немого кинематографа. У нее и первая роль в кино — госпожа Луазо в "Пышке" Михаила Ромма — была немой.