Молодой Александр

Команда вернулась на поверхность, чтобы оправиться от потрясения, вызванного открытием, и успокоиться. Андроникос вскоре отошел от остальных. Он обдумывал все увиденное, по очереди перебирая каждую улику, и постепенно формировал рабочую гипотезу о том, кем являлся человек, похороненный в этой гробнице. Погребальный инвентарь соответствовал царскому статусу и датировался примерно третьей четвертью IV века до н. э. «Все указывало на то, что мы нашли царскую гробницу, – с волнением писал позже Андроникос, – и если наша датировка предметов была правильной, то… Я не смел даже думать дальше. Впервые по моей спине пробежала дрожь, словно ударило током. Если датировка… и если это царские останки… тогда… держал ли я в руках кости Филиппа? Мысль была настолько пугающая, чтобы мой мозг отказывался ее принять»[792].

И все же в гробнице его ждало еще одно откровение, ведь до сих пор они не исследовали вестибюль. Команда не слишком надеялась на то, что там есть что-то интересное, такие места обычно остаются пустыми. Не желая открывать смежные мраморные двери, которые соединяли вестибюль с главной погребальной камерой, Андроникос попытался убрать один из камней перегородки. Двадцать первого ноября он просунул голову в отверстие, и ему предстало неожиданное зрелище: прямо перед ним оказался еще один саркофаг, вторичное захоронение. Разглядывая свод в свете фонаря, он увидел, что отделка помещения роскошнее, чем первого. Качественно сделанная штукатурка была окрашена белым цветом в нижних частях и красным в верхних. Там, где сводчатый потолок переходил в стену, шла декоративная лепнина, а под ней по всему периметру камеры – декоративная полоса розеток; по ее длине были набиты гвозди – свидетельство того, что когда-то со стен свисали ткани и, возможно, некие предметы. Среди кусков обвалившейся штукатурки можно было увидеть россыпь маленьких золотых дисков с тем же символом сияющей Звезды / Солнца – вероятно, они были нашиты на утраченный тканевый балдахин или тент над саркофагом, и по мере истлевания ткани блестящие капли золота падали на землю[793]. Андроникосу удалось пролезть в дыру и на цыпочках пробраться в центр новой камеры. Сначала он осмотрел наружную дверь, которая слегка наклонилась внутрь, но казалась устойчивой. Затем он обратил внимание на внутреннюю дверь позади себя, которая вела в главную погребальную камеру. «Порог, – писал археолог, – был заставлен предметами. Копье, сосуды из алебастра, кипрская амфора, а в левом углу, между косяком и дверью, я заметил примечательный золотой объект с изящным орнаментом и рельефными сценами»[794]. Андроникос опознал его – это был горит, изысканный золотой колчан для лука и стрел, престижное оружие скифских конных лучников. Среди сгнивших остатков деревянных сундуков и ящиков нашлось и другое вооружение: позолоченные поножи (причем для левой ноги выше и шире, чем для правой), нагрудник в форме полумесяца, несколько железных наконечников копий и золотые крепления для кожаного нагрудного доспеха. Перед саркофагом лежало множество элементов из слоновой кости и позолоты, и Андроникос предположил, что они принадлежали еще одному пиршественному ложу.

На следующий день команда вскрыла саркофаг. Он был покрыт остатками от цветов и злаков, а рядом на полу валялся смятый венок из золотых веток мирта[795]. Примечательно, что в каменном саркофаге тоже находился золотой ларнакс, поменьше и проще, чем первый, но с тем же символом Звезды / Солнца на крышке. Однако самое удивительное ждало внутри. В отличие от первого ларнакса, здесь сохранилась золотая и пурпурная ткань, которой были обернуты кости; после разворачивания и консервации на ней обнаружили цветочный мотив из листьев аканта, вышитый золотом, – еще одна уникальная находка. Рядом с кремированными костями лежала золотая диадема – сплетение тонких ветвей и усиков, с цветами и пальметтами, вырастающими из густых зарослей на сверкающих золотых стеблях, миниатюрная пчела и птичье гнездо, изображенные среди сверкающих трав и листьев. Качество было потрясающим, это, несомненно, самое изысканное украшение, когда-либо обнаруженное в Македонии. Находки позволили получить больше информации о гробнице в целом, но также создали новые проблемы для ее интерпретации. Погребальный инвентарь в вестибюле представлял собой причудливую смесь элементов, типичных как для женских, так и для мужских погребений. Предварительное исследование останков в этом, более позднем погребении показало, что они принадлежали молодой женщине, которой на момент смерти было около 20 лет[796]. Андроникос решил, что это могла быть одна из жен Филиппа. Он полагал, что оружие могло принадлежать ей, но все же считал более вероятным, что оно принадлежало царю и находилось в вестибюле как некий избыточный инвентарь[797]. Находка дополнительного захоронения стала достойным завершением археологического сезона, уже и так необычайного.