Молодой Александр

Александру было восемь лет во время праздника 348 года до н. э. Он всего лишь год или два получал образование, но уже заслужил репутацию человека, склонного к щедрым подношениям богам, к большому огорчению наставника Леонида. Религиозность Александра коренилась в македонском окружении: он вырос среди провидцев, жрецов, совершающих очистительные ритуалы и сложные обряды, запаха экзотических благовоний и свежепролитой жертвенной крови[253]. Изучение основных обрядов и ритуалов было важной частью воспитания царевича. Если бы он однажды стал царем, то унаследовал бы и положение главного жреца, посредника между богами и людьми. В число его многочисленных священных обязанностей входили ежедневные приношения богам, совершение возлияний при входе в любой город Македонии и управление главными праздниками[254]. Филипп славился благочестием и воплощал идеал религиозного царя, который знает, как следует себя вести и как демонстрировать окружающим потенциальные преимущества хороших отношений с высшими силами. Олимпиада тоже внушала сыну преданность богам, особенно Дионису. Узнавать волю богов царевичу помогал и доверенный провидец (мантис) Аристандр из Телмесса. Позже он стал незаменим в царствование Александра, толкуя приметы, гадая по внутренностям жертвенных животных и даже анализируя сны молодого царя, которые в древности считались важными для предвидения будущего[255].

Посещение Диона Олимпийского стало ключевым моментом в формировании молодого Александра. Это был один из немногих случаев, когда все царство собиралось вместе с посольствами других городов и народов. Празднование 348 года до н. э. отличалось особой пышностью, царская семья выставлялась напоказ. Как часто бывает и на современных фестивалях, ландшафт заметно преобразился. Перед Олимпом возникло море палаток и людей, повсюду толпы и лавки, в тени орудовали воры, на каждом углу были устроены игорные притоны. Центром празднования Олимпии было святилище Зевса Олимпийского. В эллинистические времена его окружали стена и колоннады, но более ранняя версия классического периода была гораздо скромнее: она включала лишь священную рощу с алтарями для жертвоприношений. Одинокая металлическая башня высилась в западной части святилища, откуда с высоты птичьего полета открывался вид на плоское прямоугольное пространство, ныне частично заросшее ежевикой, дикой мятой и несколькими молодыми платанами, и на реку Бафира (Геликон), протекающую по его восточной границе.

Очевидно, праздник открывала царская процессия. Царь и его семья, Спутники и множество религиозных служителей вели жертвенный скот из города по священному пути к святилищу. Шествие сопровождали гимны, музыка и молитвы величайшему из богов. Войдя на территорию, древние паломники оказывались перед впечатляющей экспозицией, отсылающей к истории Македонии. Здесь были статуи царей, военные трофеи, вотивные дары, свисающие с ветвей дубов, и многочисленные каменные стелы с высеченными на них договорами и клятвами прошлых лет. Двигаясь дальше, процессия приближалась к величественному алтарю. Его прямоугольный фундамент длиной 22 метра был сложен из внушительных блоков известняка, пространство между которыми заполнял полусырцовый кирпич. Скромный вид противоречит важности этого сооружения, когда-то самого священного места в Македонии.

Перед алтарем археологи обнаружили несколько загадочных каменных оснований с большими бронзовыми крючками, некоторые из них были снабжены массивными бронзовыми кольцами. Как только их нанесли на план святилища, стало ясно, что основания выстроены правильными рядами, некоторые располагаются на расстоянии четырех метров друг от друга, остальные – с чуть большими промежутками. Всего таких оснований было тридцать шесть[256]. Близость к алтарю дала ключ к разгадке: они использовались для привязывания скота перед массовым забоем волов в честь Зевса Олимпийского. Александр вполне мог наблюдать, как его отец руководил ритуалом: рога каждого животного украшали гирляндами и лентами, а клок их шерсти бросали в пламя алтаря. С окроплением ячменных зерен и воды произносилась последняя молитва, и на жертву опускался двойной топор. Животных оглушали, затем их головы поднимали к небу, словно получая согласие на смерть. Женщины издавали пронзительный ритуальный клич, известный как ололиге, когда жрецы перерезали горло животным, а печальный звук флейты сопровождал потоки яркой крови, устремлявшиеся на землю. Потом туши тащили к монументальному алтарю, где снимали с них кожу и разделывали; бедренные кости и внутренности сжигали в качестве приношения богу, и столб едкого дыма поднимался в небесное царство Зевса. Остальное мясо, вероятно, варили в огромных котлах для последующего пира.