— Люди меняются. — простой ответ. — И, так же как и ты, я поняла, что моё призвание — борьба за законность и правосудие. Ты думаешь, что я убийца. Я этого не отрицаю. — грудь Императрицы вздымалась размеренно, значит, это тема не была для её мозолью. — Но позволь сказать довольно избитую, но верную фразу: нас определяет не прошлое, а то как мы поступаем в настоящем.
Я отвёл глаза. Сложно, но я признаю, что она права. Я же этого и добивался. И сейчас добиваюсь. Хочу показать, что нашёл свой путь. И что он не плохой.
— У нас одна цель. Ты мальчик, ищущий любви и признания другого мужчины, чтобы заделать дыру, которую не заполнил после себя твой отец.
Зачем? Ну зачем она снова лезет в мою душу?
— Ты мальчик, который был близок к тому, чтобы продать себя Дьяволу ради этого. Но сейчас ты готов сам стать мужчиной, который обрёл свою цель. Ты хочешь избавить мир от лицемеров и предателей не по личным причинам. Внутри тебя не только монстр. — в руках женщины появилась карта с мужчиной, сидящим на меж двух колон и держащим в одной руке поднятый меч, а в другой весы; «Справедливость» — гласила надпись. Но карта была перевёрнута. — Нужно лишь обратить все твои плохие качества. Нужно лишь всё перевернуть. — теперь карта была в прямом положении.
Я сжал в руке дневник. Черноволосая девушка наблюдала за мной с интересом, а охранники с настороженностью.
— Я пытался разобраться с себе долгое время. — признался я, смотря себе под ноги. — А вы просто взяли и выдали правду, будто она очевидна. Будто она всегда была на поверхности. — я снова начал вскипать. — И теперь у меня есть дневник мамы и Вы. Почему так легко? Почему только сейчас?
Императрица похлопала глазами.
— Я читаю с карт. Вот и всё. — сказала мне она. — Это не просто и не быстро.
— Я всё равно Вам не верю. — покачал головой я.
— Всё потому, что первый человек, которому ты доверился впервые после своей матери, манипулировал тобой. И, естественно, ты не хочешь повторения.
Она не права. На самом деле первым, кому я доверился, был Майкрофт. И я понял это совсем недавно.
— И я понимаю, почему ты поддался. — я снова почуял запах яблок. — Обещанная любовь, защита и, главное, бесконечная игра без последствий. Всё это устраивало как твоего монстра, так и твою жажду любви. И ты всё ещё жаждешь той игры, но не знаешь, как поступить, ведь ты не хочешь быть похожим на своего дядю в той же степени, в которой хочешь.
— Заткнись! — крик срывается с моих губ, я подступаю к столу. — Замолчи. — охранники достали пистолеты и нацелили на меня. — Мне надоело, что все постоянно лезут в мою душу и тыкают меня в правду, словно в дерьмо. — процедил я, посылая искры ярости в женщину. — Но это моя правда, какой бы она не была. И я не позволю никому больше совать в неё нос! Если попытаешься сделать это снова, — я выставил указательный палец. — то я вытащу на свет твою правду и явлю её всему миру, чтобы всё, что ты строила, рухнуло. — я еле разжал кулак. — Чао.
Я вышиб плечом дверь и чуть не налетел на притаившуюся поддержку.
— Уходим. — сказал я и яростно зашагал к выходу.
Гадко, гадко, гадко. Почему все всё знают? Почему ни один мой секрет не может быть секретом? Почему я постоянно оказываюсь прежде всего племянником психопата?
Я шёл напролом, задевая людей и не принося извинений. Вдруг передо мной возник Джим, и я опешил на миг. Ненастоящий Джим. Просто мой призрак. Я развеял его, пройдя сквозь.
Я выпрыгнул на улицу, кипя от злости, но замер, широко распахнув глаза. На меня обрушился поток воды. Шёл дождь. Стеной. Моё тело тут же намокло, и от него пошёл пар. Я несколько секунд не двигался, всё внутри замерло. Но потом зашагал к машине, наступая в лужи.
Майкрофт пару раз звал меня, но я молчал. Сказал водителю отвезти меня назад. Дневник покоился у меня на коленях, и я намеривался прочесть его сегодня же. Но в одиночестве. Первым.
Об этом я сообщил политику и отправился в свою комнату сразу, как приехал. Содрал с себя мокрую рубашку, брюки, выбил таки наушник из уха, выкинул микрофон и забрался в постель, завернувшись в одеяло. Меня начало трясти. Странный мандраж.
Сначала я просто пролистал дневник. Вначале мама, как и я, не часто оставляла записи, но те учащались на момент моего пятилетия, десятилетия, и в последний год её жизни. Почерк похож на мой. Это меня заставило ощутить странность. Но не буду тянуть. Лучше всё и сразу.
12 февраля (1990)
Не хочу торопиться с выводами, но, кажется, в моей жизни появился кое-кто особенный.
Я сразу это поняла, потому что нашу встречу нельзя не назвать «судьбоносной». Я попала под сильный дождь и так случилось, что именно в этот день у меня было собеседование. Мне нужно было выглядеть идеально, чтобы эти мужланы из конторы восприняли меня как надо. Я знаю, как они относятся к свеженьким выпускницам. Чёртовы сексисты. Но я поклялась положить конец этой гадости в юриспруденции, поэтому моё «идеально» значило костюм двойку и шикарно уложенные волосы. Девушка может выглядеть серьёзно и одновременно сексуально в костюме. Но прежде всего серьёзно!