Читаем Молодой Бояркин полностью

За столом щедро лилась и булькала водка. Много шумели и заставляли молодых

целоваться, оценивая поцелуи по десятибалльной шкале. Предварительная тренировочная

свадьба не научила молодых переносить это спокойно, и они на каждого крикнувшего

"горько" смотрели как на врага. Николай был благодарен своим родным за то, что хоть они-то

молчали.

А родные жениха, сидевшие все вместе, на шестом часу застолья понимали уже

многое. Мария давно мечтала о свадьбе сына, хотя и не ожидала ее так быстро.

Вначале невиданная ранее городская свадьба с "Волгами", с красивой церемонией, с

музыкой, да и собственное желание счастья для сына – все убеждало Марию, что

предсказания брата преувеличены, что хмурость Николая лишь от усталости, но теперь и

сама видела, что хмуриться тут было от чего. Но тогда в чем же дело? Что его держит?

Никита Артемьевич откровенно скучал. Не выпив сегодня и рюмки, он то и дело

поднимался с места и смотрел в окно, проверяя, на месте ли его машина.

Спокойнее всех была семидесятилетняя Степанида с редкими седыми волосами,

зачесанными к маленькой вьюшке на затылке. Она смотрела по-старушечьи наблюдательно и

цепко, словно собиралась вынести оценку всему происходящему, но с этой оценкой не

спешила, ожидая довода поубедительней.

За столом было уже много пьяных – застолье как будто подходило к концу.

– Давай-ка, брат, споем, что ли, – предложила Мария, наклонившись к Никите

Артемьевичу.

– Запевай, – обрадовано поддержал тот, вспомнив вдруг о том, что его сестра певунья.

С минуту они сосредоточивались, пытаясь найти в шуме хоть какой-то промежуток.

Не дождавшись, Мария вздохнула и чисто, сразу высоко затянула:

– Что-о сто-ишь, ка-ачаясь, то-онкая рябина…

Мария обычно говорила тихо и просто, но в песне ее голос звучал с таким внутренним

натяжением и силой, что, казалось, раздвигал само пространство. Никита Артемьевич,

заволновавшись, прослушал полкуплета и подхватил. Петь он любил, и странно, что сегодня

не ему первому пришла эта мысль.

Степанида заулыбалась, скрывая гордость и радость за своих детей, повернулась к

сидящей около нее Тамаре Петровне.

– Моя песня, – сказала она.

Тамара Петровна, тоже подстраиваясь под песню, с улыбкой кивнула.

В детстве Бояркин стыдился материного пения. Она пела часто, делая что-нибудь в

доме, но потом шла доить корову и так же громко пела во дворе. Стыдился, наверное, потому,

что никто больше в Елкино не пел просто так, – казалось бы, с ничего. Переживал, что ее

могут осуждать соседи, и уж совсем не понимал Гриню Коренева, который специально

приходил на лавочку послушать. Николай даже теперь еще не мог поверить, что Грине

нравились тогда эти тягучие песни, потому что сам-то он "дошел" до них лишь на службе,

когда вспоминал дом. Слова песен Николай знал с детства и мог бы сейчас подтянуть, но

побоялся сфальшивить, потому что он не жил той жизнью, в которой так естественно пелись

эти песни.

Было пропето два куплета, и певцы уже окончательно "вошли" в песню, в чувство,

заключающееся в ней, когда на порог с бутылками вступила Валентина Петровна.

Настроение ее давно было испорчено: Никита Артемьевич не обращал на нее внимания и

вообще был как бирюк. "Хоть напиться на дочериной свадьбе", – подумала она, поняв, что

надеяться на него нельзя, и теперь с успехом выполняла эту программу. Уже шатко держась

на ногах, она чувствовала себя горько несчастной, но хотела веселиться, и то, что гости

запели, сильно ее развеселило. Хозяйка притопнула, начала криво приплясывать какому-то

своему ритму и вдруг визгливо выкрикнула:

Эх, юбка моя,

Юбка тесная,

Сорок раз дала -

И не треснула!

Кажется, она не понимала того, что вылепила. Песня была широкая и сильная, но эта

частушка словно удавкой перехватила ее.

Мария растерянно замолчала. Тамара Петровна прикрыла рукой глаза от гостей и

убежала в комнату матери. Никита Артемьевич, ядовито усмехаясь, посматривал на

племянника. После частушки замолчали даже те, кто песню не слушал. Пауза продолжалась

уже с полминуты, и тут, услышав звуки, казалось бы, совершенно неуместные в этой

ситуации, все с удивлением пооборачивались к Степаниде. Степанида сидела вроде бы

спокойно, прищуренными глазами наблюдая за всеобщей заминкой, но где-то в глубине ее

зарождался тихий, неудержимый смех, который все больше и больше сотрясал все ее тело.

Степанида, вспомнив свои утренние сборы, подумала теперь: "Вот и поглядели сватью", – и

уже не могла удержаться. Она увидела свадьбу как бы со стороны, так, словно о свадьбе, на

которой сватья набралась до того, что запела матерные частушки, ей рассказали дома.

– Ой, девки, что творится-то, что творится-то! – еле выговаривала она, опрокидывая

голову назад, уронив от бессилья руки, и сотрясаясь от хохота, – ой, что творится, деется-то!

Хохотала она долго, никого не стесняясь, не стесняясь и того, что остальные молчали.

Мария и Никита, понимая, что смеется она не столько над свадьбой, сколько над собой и над

ними, опустили головы. Наконец, Степанида стала затихать, охая в полном изнеможении,

вынула из рукава кофты маленький платочек и вытерла глаза. Но и после смеха, не обращая

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Хмель
Хмель

Роман «Хмель» – первая часть знаменитой трилогии «Сказания о людях тайги», прославившей имя русского советского писателя Алексея Черкасова. Созданию романа предшествовала удивительная история: загадочное письмо, полученное Черкасовым в 1941 г., «написанное с буквой ять, с фитой, ижицей, прямым, окаменелым почерком», послужило поводом для знакомства с лично видевшей Наполеона 136-летней бабушкой Ефимией. Ее рассказы легли в основу сюжета первой книги «Сказаний».В глубине Сибири обосновалась старообрядческая община старца Филарета, куда волею случая попадает мичман Лопарев – бежавший с каторги участник восстания декабристов. В общине царят суровые законы, и жизнь здесь по плечу лишь сильным духом…Годы идут, сменяются поколения, и вот уже на фоне исторических катаклизмов начала XX в. проживают свои судьбы потомки героев первой части романа. Унаследовав фамильные черты, многие из них утратили память рода…

Алексей Тимофеевич Черкасов , Николай Алексеевич Ивеншев

Проза / Историческая проза / Классическая проза ХX века / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Лолита
Лолита

В 1955 году увидела свет «Лолита» – третий американский роман Владимира Набокова, создателя «Защиты Лужина», «Отчаяния», «Приглашения на казнь» и «Дара». Вызвав скандал по обе стороны океана, эта книга вознесла автора на вершину литературного Олимпа и стала одним из самых известных и, без сомнения, самых великих произведений XX века. Сегодня, когда полемические страсти вокруг «Лолиты» уже давно улеглись, можно уверенно сказать, что это – книга о великой любви, преодолевшей болезнь, смерть и время, любви, разомкнутой в бесконечность, «любви с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда».Настоящее издание книги можно считать по-своему уникальным: в нем впервые восстанавливается фрагмент дневника Гумберта из третьей главы второй части романа, отсутствовавший во всех предыдущих русскоязычных изданиях «Лолиты».

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века