Молодость с нами

как у Христа за пазухой. И никому в голову не придет, наверно, мысль о множестве бед, которые обрушились на

этого человека, о тех силах, которые с величайшим упорством действуют против него.

Его уже несколько раз вызывали в горком, уже не к Савватееву, а к различным инструкторам, —

вызывали потому, что в горком шли письма о нем, о Павле Петровиче; и в чем только не обвиняли его

анонимные и не анонимные авторы писем! Красносельцев, например, утверждал, что инженер Колосов

развалил научную работу в институте и дискредитировал научные кадры.

Из-за обилия всяческих жалоб Павлу Петровичу по временам казалось, что, может быть, все эти люди —

авторы всех этих писем, а с ними и секретарь партбюро Мелентьев, — может быть, они и в самом деле видят

такое, чего он, охваченный стремлением во что бы то ни стало перестроить работу института, не ощущает и не

замечает. Были такие минуты, когда Павел Петрович кое в чем даже соглашался с авторами писем. Совершенно

не мог он согласиться только с тем, что Оля вправе была уйти из дому. Да, он обнял и поцеловал в Олиной

комнате Варю, да, обнял и поцеловал. Ну и что же? Если бы глупая девчонка знала, что с того вечера он с Варей

больше даже и не встречался…

Варя ни разу не напомнила о себе за это время. Встретился он с ней только два дня назад, случайно

столкнувшись возле электропечи в сталелитейном цехе, куда Варя принесла Константину Константиновичу

листки анализов. Она вбежала в цех радостная: “Константин Константинович! Как замечательно! Восьмая

плавка, и водород все вниз, вниз!”

В эту минуту она увидела Павла Петровича, смутилась и потупилась.

Они поздоровались, и Павлу Петровичу захотелось, сделать что-нибудь очень хорошее для этой девушки

с мужественным сердцем и вместе с тем такой трогательно женственной.

Константин Константинович тут сказал: “Зря ты отпустил такого работника, Павел Петрович. — Он взял

смущенную Варю под руку. — Милый товарищ директор научного института, Варвара Игнатьевна полную

революцию совершила в вопросах контроля за ходом плавки”. — “Изотопы?” — спросил Павел Петрович,

обращаясь к Варе. Она утвердительно кивнула головой. “Удается?” — спросил он снова. “Не совсем, —

ответила Варя. — Но в общем удастся. Если бы заводу такую экспериментальную базу, как в институте…” —

“Создадим! — с жаром перебил Константин Константинович. — Будет такая база. Институту нос утрем”. Варя

улыбнулась его горячности. “Если бы это было так просто”, — сказала она.

Павел Петрович улучил момент и, отведя ее в сторонку, спросил: “Варя, чем вы заняты в праздники?” В

голову ему пришла мысль провести праздничный вечер с нею; по крайней мере, от нее он не услышит никаких

попреков в том, что неправильно себя ведет, что совершает какие-то ошибки. Ей он сможет рассказать все, что

накопилось у него на душе, чего не понимает даже Федя Макаров. С ней он может говорить почти так, как

говорил когда-то с Еленой. Она все поймет. Павел Петрович не подумал о том, что вопросом о праздниках он

может причинить боль Варе, он думал только о себе — он измучился тяготами жизни, он устал от одиночества,

ему захотелось хоть нескольких светлых часов. Он ждал Вариного ответа. Варя ответила: “Еще не знаю, Павел

Петрович, чем буду занята. Пока ничего определенного”. — “Варенька, — сказал он. — Если можете, я вас

очень прошу, давайте встретимся после демонстрации”. На лице у Вари не выразилось ни удивления, ни

радости, ни тревоги. Она подняла на Павла Петровича свои большие глаза и ответила: “Хорошо”. Они

условились, что будут ждать друг друга у моста через Ладу, что Павел Петрович придет туда сразу же, как

только мимо трибун пройдет колонна завода имени Первого мая.

И вот Павел Петрович смотрел в колонны, искал глазами, где в них эта девушка с таким огромным

запасом душевных сил. Шли и шли люди: шли старые металлисты, шли молодые ремесленники, шли юноши и

девушки, и снова старики и люди поколения Павла Петровича.

Старики и люди поколения Павла Петровича шли спокойно, уверенно: они сознавали свое место в строю,

они его завоевали, они его познали, они многое совершили и еще немало совершат. Это были труженики,

солдаты великой армии труда.

Молодежь свои надежды и мечты изливала в песнях, в смехе, в радостных кликах.

Когда на площади появились знамена завода имени Первого мая, Павлу Петровичу показалось, что среди

девушек и ребят он увидел Варю, мелькнула ее пестрая вязаная шапочка. Но пестрых вязаных шапочек в

колоннах было так много, что Павел Петрович тотчас утерял среди них ту, которая показалась ему знакомой.

Эти шапочки так громко и звонко кричали, так смеялись, им, видно, было так весело, что Павел Петрович

загрустил. Он подумал: зачем, зачем он это все затеял, зачем он пригласил Варю провести этот день вместе? Не

с ним, а с теми, с молодыми ее место. Там, там ей хорошо, это ее друзья, ее поколение, зачем он взялся портить