- Ну, а чего он прицепился со своими комментариями? Все такие умные у телевизора сидеть и советы давать! – бесхитростно защищался футболист, потирая разодранную руку.
- Бестолочь, – ядовито прошипела Громова, в бессильном гневе снова толкая его в спину.
- Кирюша, помоги, – не обращая внимания на ее пинки и шипение, тихо простонал Артём, обхватывая голову руками. – Придумай что-нибудь, поговори с ней. Я не хотел, чтобы так вышло, я не думал…
- Ты никогда не думаешь, – выплюнула Кира и, обхватив колени руками, злобно проворчала, будто сама себе. – Как же вы мне все дороги!
Громова злилась и пыхтела, но на самом деле ей было безумно жаль их обоих. И Кристину, которая в каких-то моментах вела себя, как настоящий мудрец, а в других превращалась в девочку-подростка, совершая губительные для себя же самой поступки. И этого с виду такого огромного и сильного мужчину, который в глубине души был бесконечно ранимым и потерянным, заблудившись в своих собственных чувствах и приоритетах.
- Я понимаю, что зря все это затеял с Настей, но я всего лишь хотел, чтобы… – снова заговорил Дзюба.
- Я знаю, Тём, не надо, – перебила она его и положила руку ему на спину, ласково поглаживая по лопатке и чувствуя в произошедшем и свою вину тоже.
Если бы не ее откровенный флирт с Черышевым, который она не прерывала исключительно по собственной прихоти, Артём сидел бы рядом с ней весь чемпионат, как это обычно было на всех выездах, и даже не заметил бы эту смазливую девчонку. Но нет, ей же было плевать на то, что он чувствует, она, как обычно, думала только о себе, о своих удовольствиях и развлечениях и теперь наблюдала печальный результат своего эгоизма. Их мир был настолько хрупким, что малейшие колебания, новое дуновение постороннего ветра, мимолетное вмешательство незваного чужака, могли разрушить его до основания. Жить в таком постоянном напряжении было непросто, но со временем они привыкли и перестали замечать, насколько это странно и противоестественно. Кира тоже давно перестала анализировать свое невнятное положение в жизни этой семьи, лишь продолжая восхищаться внутренней силой, с которой Артём держал свои чувства под постоянным контролем и при этом ухитрялся быть счастливым.
Дзюба обернулся на нее и посмотрел с такой тоской и болью в глазах, что у девушки сжалось сердце.
- Я подумаю, что можно сделать, – тихо сказала она, сжимая ладонью его плечо. – Только нужно будет время. Я с ними в Питер завтра поеду.
Артём обернулся к ней еще сильнее и, обхватив руками ее тонкое тело в черной шелковой пижаме, одним движением посадил к себе на колени. Он не говорил больше ни слова, лишь не отрываясь смотрел ей в глаза и беззвучно кричал: «Спаси!». Девушка тоже молчала, но в ее взгляде он безошибочно читал именно то, что она хотела сказать, но не могла произнести вслух, и что ему было сейчас жизненно необходимо: «Я с тобой, я рядом».
Даже не пытаясь скрыть выступившие на глазах слезы, мужчина обхватил ее голову за затылок и, притянув к себе, жадно поцеловал. Кира ответила на поцелуй, с готовностью обнимая его широки плечи и прижимаясь к нему грудью, прикрытой лишь тонким шелком открытой майки. Она позволяла ему терзать свои губы, лаская его язык, становившийся все более властным и горячим.
Громова не сопротивлялась и не пыталась его остановить, понимая, что ему сейчас это нужно. Нужно больше, чем любые, самые искренние слова, обещания, клятвы и заверения, нужно, как воздух, как свет в конце тоннеля, в который он сам себя загнал. Только так она могла отблагодарить его за годы преданной и бескорыстной любви, за заботу и защиту, за искрящийся восхищением взгляд, только таким способом могла сказать, что знает и понимает его чувства.
Кира послушно подняла руки, когда Артём потянул ткань ее майки вверх, освобождая грудь, и тут же приник к ней губами, больно прикусывая возбужденные соски. Девушка откинула голову назад и шумно выдохнула, запуская пальцы в его жесткие волосы и вспоминая забытые ощущения от его грубой требовательной ласки.