— Где он? — без дополнительных уточнений понимая о ком он, тихо спросила Громова.
— Во дворе, — кивнул в сторону задней двери Артём и, совсем уже засмущавшись, сдавленно добавил. — Ты это… Наверное, иди к нему. Ты ему сейчас нужна.
— Тём, нет… — промямлила Кира, снова хватаясь за него, и замотала головой. — Я с тобой останусь.
— Иди, говорю, — отцепляя ее руки и легонько подталкивая к выходу, повторил он и добавил, глядя в сторону. — Иди, пока я не передумал.
Громова послушно отошла к двери и обернулась, ловя взглядом одобряющий кивок и улыбку Кристины и грозный взгляд Вадима, который показывал ей кулак в знак полного отсутствия путей к отступлению. Девушка глубоко вздохнула и вышла во двор.
На улице моросил мелкий дождик, норовивший в любую секунду превратиться в настоящий ливень, как это обычно бывает на юге. Капли барабанили по пустым шезлонгам и со звоном падали в подсвеченный огоньками бассейн, создавая на воде веселую кутерьму сверкающих пузырьков. Денис стоял на бортике к ней спиной, опустив голову и вглядываясь в танец дождевых капель, будто не замечая заливающейся за ворот его спортивной куртки влаги.
— Черри! — окликнула его Кира издалека, остановившись под навесом у выхода во двор. — Ты чего тут делаешь под дождем? Пошли к ребятам!
Он обернулся на нее и, скользнув взглядом по ее фигуре, снова отвернулся, ничего не ответив. Громова обреченно вздохнула и, кинув недовольный взгляд на некстати прохудившееся небо, подошла к нему ближе.
— Денис… — снова позвала она, останавливаясь в нескольких шагах от футболиста и ловя на руку теплые капли. — Не расстраивайся так. Вы уже сделали очень много, особенно ты.
— Я не бил пенальти, — глухо отозвался он.
— Зато ты гол забил! Очень крутой гол! — с легким перебором в энтузиазме воскликнула девушка.
— Это не помогло, — хмыкнул Черышев, продолжая стоять к ней спиной.
— Черри, это игра, ты ведь лучше меня знаешь… — протянула Кира, ежась от влажности, которая уже не казалась такой теплой.
— Пришла пожалеть меня? — ехидно спросил Денис, наконец, поворачиваясь к ней лицом.
— Даже если так. В древнерусском значении слово «жалеть» было синонимом слова «любить», — пожала она плечами, вглядываясь в его лицо и пытаясь прочитать в его взгляде ожидаемую реакцию на такое смелое заявление.
— Это признание? — грустно усмехнулся мужчина, засовывая руки в карманы.
— Понимай, как хочешь, — кокетливо улыбнулась девушка, надеясь расшевелить его.
— Тебе лучше уйти. Ты простудишься, — опуская глаза, проговорил Черышев и снова отвернулся к воде.
— Я без тебя не уйду, — поджав губу, неожиданно для самой себя вдруг сказала Громова.
Она сама не поняла, откуда появились эти слова, будто услышала их со стороны и сама удивилась им, но очень четко почувствовала в эту минуту, что физически не может оставить его здесь. Пусть он ненавидит ее, презирает, считает ничтожеством и дешевкой, но только не стоит тут под дождем один, не рождает внутри нее это невыносимое неподъемное чувство вины.
Кира застыла на месте, сгорая от стыда и не зная, что еще сказать. У нее не было никаких аргументов, никакой заготовленной речи, кроме упрямого сопения и хмурой уверенности, что она не должна, не может сейчас уступить. Словно чувствуя ее замешательство, Денис вдруг пришел ей на помощь и заговорил первым.
— Кира, я виноват перед тобой, очень виноват, — произнес он, снова поворачиваясь к девушке лицом и грустно глядя ей в глаза. — Ты говорила мне с самого начала, а я не верил, продолжал настаивать, потому что думал, что любовь выше этих условностей, сильнее всех правил и привычек. Но ты была права — мы из разных миров. И я никогда не смогу понять, почему ты так поступаешь. И простить не смогу.
Громова опустила взгляд и почувствовала, как ее лицо заливается краской, поджигая огнем даже корни волос. Воздух вокруг внезапно закончился, а его остатки сдавили горло, выжимая из глаз крупные тугие слезинки, тяжелыми гроздьями нависающие на ресницах вместе с каплями дождя. Он не сказал ей ничего нового, ничего такого, что бы она не твердила ему с первого дня их знакомства, доказывая с пеной у рта свою правоту и его слепоту. Но услышать это от него вдруг оказалось невыносимо больно, будто вместо слов он втыкал в ее кожу раскаленные своим разочарованием острые иглы, безжалостно посыпая свежие раны солью правды, которую они и так оба прекрасно знали.
— Я обидел тебя, и мне очень жаль, что так вышло. Но я человек и тоже ошибаюсь, — продолжал мужчина, понижая голос. — Я не могу жить в вечном страхе, что сделаю что-то не так, и ты окажешься в чужой постели. Это невыносимо, когда не можешь доверять тому, кого любишь. А после того, что ты сделала, я не смогу доверять. И я не знаю, кто бы смог.
— Ничего не было, — на выдохе резко выпалила Кира, идя в разрез со всеми своими планами и за долю секунды выбрасывая из головы все благие намерения по устройству чужого счастья, желая только одного — отбелить себя в его глазах. — С Сашей ничего не было. Я просто спала в его комнате.
— Почему ты мне сразу не сказала? — сквозь зубы процедил Черышев, сжимая кулаки.