Молодые львы

Прошло много времени, прежде чем дверь приоткрылась на крохотную щелочку. Брандт что-то прошептал, Кристиан услышал скрипучий старушечий голос, поначалу очень недовольный, но ставший теплым и приветливым, как только консьержка поняла, с кем имеет дело. Звякнула цепочка, дверь распахнулась. Следом за Брандтом Кристиан переступил порог, миновал кутающуюся в платок консьержку и начал подниматься по ступеням. Брандт знает, в какие двери надо стучать, подумал Кристиан, и что следует сказать, если хочешь, чтобы они открылись. Должно быть, консьержка нажала на выключатель, потому что вдруг вспыхнули лампы. Кристиан увидел, что лестница чистенькая, мраморная, то есть Брандт привел его в респектабельный буржуазный дом, где могли жить вице-президенты компаний да высокопоставленные чиновники государственных учреждений.

Двадцать секунд спустя лампы погасли. Какое-то время они поднимались в темноте. «Шмайсер» Кристиана, висевший у него на плече, с металлическим звуком ударился о стену.

– Тише, – прошептал Брандт. – Осторожнее.

На следующей лестничной площадке он нажал на какую-то кнопку, и свет зажегся еще на двадцать секунд, следуя нормам французской бережливости.

Они поднялись на верхний этаж, и Брандт легонько постучал в дверь, которая тотчас же открылась, словно в этой квартире с нетерпением ждали прихода гостей. Полоса света, вырвавшаяся из-за двери, осветила женщину в длинном халате. Эта женщина бросилась Брандту на грудь и зарыдала. Сквозь всхлипывания до Кристиана донеслись слова: «Ты вернулся, дорогой, наконец-то ты вернулся…»

Кристиан, придерживая автомат, смущенно прижался к стене, наблюдая, как двое людей по-домашнему, по-семейному обнимаются у него на глазах. В этом объятии Кристиану виделась скорее не страсть, а безмерное чувство облегчения, простое, будничное, трогательное, глубоко личное, касающееся только их и никого больше. Ему оставалось лишь сожалеть, что он стал невольным свидетелем встречи этих двух нежно любящих друг друга мужчины и женщины.

Наконец, смеясь сквозь слезы, Симона оторвалась от своего возлюбленного. Отбросив одной рукой назад длинные волосы, а другой рукой крепко ухватившись за Брандта, чтобы окончательно убедиться, что он – реальность, а не видение, готовое исчезнуть в следующее мгновение, Симона повернулась к Кристиану и произнесла мягким, нежным голоском:

– А теперь пора вспомнить и о хозяйском долге…

– Ты помнишь Дистля, не так ли? – спросил Брандт.

– Конечно, конечно. – Она протянула руку Кристиану, который ее вежливо пожал. – Я так рада вновь вас видеть. Мы часто о вас говорили… Заходите, заходите… Не стоять же на пороге до утра.

Они вошли в квартиру. Симона заперла дверь на замок, щелчок которого означал, что теперь они дома и все будет хорошо. Брандт и Кристиан последовали за Симоной в гостиную. У окна, плотно задернутого шторами, стояла женщина в стеганом халате. Лицо ее оставалось в тени, не попадая в круг света, отбрасываемый единственной лампой, которая горела на столике у дивана.

– Вещи кладите на пол. Вам нужно умыться, и вы, должно быть, проголодались. – Симона тараторила, как заботливая жена. – У нас есть вино, мы должны открыть бутылку хорошего вина, чтобы отпраздновать… О, Франсуаза, посмотри, кто к нам пришел! Это же прекрасно, не правда ли?

Это та самая Франсуаза, которая терпеть не может немцев, вспомнил Кристиан. Он пристально наблюдал за этой женщиной, когда она отошла от окна, чтобы поздороваться с Брандтом.

– Как хорошо, что ты вернулся, – сказала Франсуаза.

Какая она красивая, подумал Кристиан, удивившись, что не заметил этого при первой встрече. Высокая, стройная, с каштановыми волосами, забранными в пучок, тонким, изящным носом и решительным ртом. Франсуаза повернулась к Кристиану, с улыбкой протянула руку.

– Добро пожаловать, сержант Дистль, – произнесла она и тепло пожала его руку.

– Вы меня помните?

– Разумеется. – Франсуаза смотрела ему в глаза. – Я частенько о вас думала.

«Что скрывается в глубине этих зеленых глаз? – с тревогой думал Кристиан. – Чему эта женщина улыбается, на что намекает, говоря, что частенько обо мне думала?»

– В прошлом месяце Франсуаза переехала ко мне, дорогой, – пояснила Симона, обращаясь к Брандту. – Ее квартиру реквизировала ваша армия. – Симона скорчила гримаску.

Брандт рассмеялся и поцеловал ее. Руки Симоны на мгновение задержались на его плечах, потом она отступила на шаг. Кристиан отметил, что Симона сильно постарела. Фигурка по-прежнему миниатюрная, но у глаз морщинки, а кожа сухая и тусклая.

– Вы собираетесь остаться надолго? – спросила Франсуаза.

Повисла неловкая пауза. Первым заговорил Кристиан:

– Наши планы еще не определились, мы…

Тут он услышал смех Брандта и замолчал. В этом нервном, почти истерическом смехе слышались облегчение и радость:

– Кристиан, перед ними можно не крутить. Мы собираемся остаться здесь до конца войны.

Симона разрыдалась. Брандт усадил ее на диван и стал успокаивать. Кристиан на мгновение поймал взгляд Франсуазы, и ему показалось, что он заметил в нем холодное удивление. А потом Франсуаза отвернулась и отошла к окну.