– Я об этом думал. Конечно же, рассматривал и такой вариант. Но он никуда не годится: слишком опасно. С фронтовиками дела лучше не иметь. Могут сгоряча и прикончить. У кого-то за двадцать минут до моего появления снайпер мог убить друга. Они могут торопиться, а пленный будет их задерживать. Среди них могут оказаться евреи, родственники которых погибли в Бухенвальде. Как знать, на кого нарвешься. К тому же в этой стране можно и не добраться ни до американцев, ни до англичан. Каждый чертов француз, отсюда и до Шербура, вооружен и мечтает только о том, чтобы убить немца, прежде чем нас вышибут из Франции. Нет, дружище, я хочу дезертировать, а не умереть.
Какой он, однако, предусмотрительный, с восхищением подумал Кристиан. Все рассчитал и обдумал заранее. Неудивительно, что Брандту так хорошо жилось в армии. Он же фотографировал именно то, что хотело видеть на фотоснимках министерство пропаганды. Отсюда и хлебная должность в парижском журнале, и роскошная квартира в Париже. Он хорошо ел, хорошо спал, не страдал от отсутствия женщин.
– Послушай, – продолжал Брандт, – ты помнишь мою подругу? Симону…
– Ты все еще с ней? – удивился Кристиан.
Брандт жил с Симоной еще в сороковом году. Он познакомил с ней Кристиана, когда тот приезжал в Париж, получив отпуск на несколько дней. Они неплохо погуляли вместе, Симона еще привела подругу… Как же ее звали? Франсуаза. Но Франсуаза была холодна как лед и всем своим видом показывала, что не любит немцев. Да, Брандту на этой войне везло. Одет в форму армии завоевателей, но почти гражданин Франции, владеет французским языком как родным… Как говорится, ласковый теленок двух маток сосет.
– Разумеется, я по-прежнему с Симоной, – ответил Брандт. – Почему нет?
– Сам не знаю, – улыбнулся Кристиан. – Не сердись. Просто это очень долгий срок… Прошло четыре года войны… – Хотя Симона выглядела очень эффектно, Кристиан полагал, что Брандт с его возможностями все эти годы менял роскошных женщин как перчатки.
– Мы собираемся пожениться, – добавил Брандт, – как только все это закончится.
– Разумеется. – Кристиан сбросил скорость, так как они проезжали мимо солдат, устало шагавших по краю дороги колонной по одному. Лунный свет отражался от металла их автоматов. – Разумеется. Хорошее дело.
Брандт такой здравомыслящий, завистливо думал Кристиан. Этот счастливчик ни разу не был ранен, заблаговременно свил себе теплое, уютное гнездышко.
– Я собираюсь приехать к Симоне, снять форму, переодеться в гражданское, – говорил Брандт, – и дожидаться в ее квартире прихода американцев. А потом, когда суматоха, связанная со сменой власти, уляжется, Симона пойдет в американскую военную полицию и расскажет обо мне, о том, что я немецкий офицер и хочу сдаться в плен. Американцы – приличные люди. С пленными обращаются как джентльмены. Война скоро закончится, они меня освободят, я женюсь на Симоне и вновь буду рисовать…
Счастливчик Брандт, думал Кристиан, все распланировал: жена, карьера, полная благодать…
– Послушай, Кристиан, и ты можешь сделать то же самое.
– Что? – улыбнулся Кристиан. – Симона хочет выйти замуж и за меня?
– Это не шутка. Квартира у Симоны большая, две спальни. Так что тебе будет где жить. Ты слишком хороший человек, чтобы утонуть в трясине этой войны… – Брандт взмахнул рукой, и жест этот, казалось, вобрал в себя все: и бредущих по обочине солдат, и несущее смерть небо, и гибнущие государства. – Ты уже поработал на Германию. Сделал все, что мог. Больше, чем мог. И теперь каждый человек, если он не полный идиот, должен позаботиться о себе. – Брандт мягко коснулся руки Кристиана. – Вот что я тебе скажу, Кристиан. С первого дня нашего знакомства на парижской дороге ты мне приглянулся, я беспокоился о тебе, чувствуя, что, если смогу помочь кому-нибудь выйти живым из этой мясорубки, мой выбор падет именно на тебя. Когда закончится война, нам понадобятся такие люди, как ты. Если даже тебе наплевать на свою судьбу, ты должен сохранить себя для своей страны. Кристиан… Останешься со мной?
– Возможно, – медленно ответил Кристиан. – Возможно, останусь. – Он тряхнул головой, отгоняя усталость и сон, и осторожно объехал бронеавтомобиль, застывший на дороге, и трех солдат, пытавшихся устранить неисправность в свете фонарей. – Но сначала мы должны добраться до Парижа. А уж потом будем думать о том, что делать дальше.
– Доберемся, – спокойно ответил Брандт. – Я в этом и раньше не сомневался. А теперь абсолютно уверен.