Молот ведьм

Врач встал около лежащей на столе женщины и начал натирать её виски мазью, которую щедро набирал из одной из баночек. Потом осторожно вытащил пробку у одной из бутылочек и помазал жидкостью её ноздри. Женщина внезапно дёрнулась, закашляла и застонала. Сразу после этого начала отчаянно плакать.

— Может намазать ей стопы успокаивающей мазью? — тихо спросил лекарь.

— Не умничай, браток. — Каноник нетерпеливо замахал рукой. — Иди, сядь там в углу, ибо наверняка сейчас снова понадобишься.

Тинтарелло допил до конца вино из кубка и встал, с громким шумом отодвигая стул. Подошёл к женщине и встал над ней.

— И что, мерзкая ведьма? — прошипел он. — Как-то твой хозяин, дьявол, не хранит тебя от мук. Будешь теперь говорить или мне позвать палача?

— Нет, нет, нет, — залепетала она. — Умоляю вас, не велите меня мучить. Я невиновна. — Слёзы текли по её щеках и подбородку. Она вся тряслась, как в приступе лихорадки.

— Невиновна? — Каноник взялся пальцами за её сосок и закрутил его так сильно, что она закричала от боли.

Он измывался над ней какое-то время, вглядываясь с интересом в её лицо, после чего отпустил и вытер руку о край сутаны.

— Пытаемые это мои лучшие певцы, — заметил он, бросив взгляд на семинаристов, а те громко засмеялись. — Разогрей-ка клещи, брат мой, — приказал он палачу.

Тот усердно кивнул головой и зазвенел инструментами в жаровне.

— Сию минуту, ваше преподобие, — пробормотал он.

Я смотрел на работу каноника с отвращением. Такой человек, как он, позорил веру и позорил профессию судебного следователя. Если бы я увидел ведущего себя подобным образом инквизитора, поверьте мне, любезные мои, сейчас же запретил бы ему допрашивать и написал бы соответствующее письмо Его Преосвященству.

— Расскажешь нам, как ты сожительствовала с Сатаной, распутная девка. — Каноник наклонился к допрашиваемой, а его рука забрела на её передок. — Как он впихивал тебе туда свой козлиный, вонючий срам…

— Идём отсюда, — решил я. — Мы уже достаточно увидели.

Я повернулся и тихо открыл дверь. Андреас послушно направился за мной.

— Ненавижу лишь одно, — сказал я тихо, но явственно. — Людей, которые испытываюь наслаждение, причиняя боль другим.

— Да-ааа. — Покачал он головой. — Я ещё в Академии слышал историю о твоей собаке, ког… Он поднял голову, но увидев мой взгляд, оборвал на полуслове. Закрыл рот чуть ли не со стуком и нервно заморгал. Я обхватил левое запястье пальцами правой руки, чтобы он не увидел, как у меня задрожала рука.

— Прости, пожалуйста, — сказал он. — Я не хотел тебя задеть… — Неужто я услышал страх в его голосе?

— Ты не задел меня, — спокойно возразил я. — Но я не люблю это вспоминать, поэтому сделай милость, не касайся этого.

— Конечно, Мордимер, — согласился он поспешно. — С другой стороны, я слышал, что Витус плохо кончил. Говорят, — он понизил голос, — его поймали на проповедовании ереси.

— Я тоже так слышал, — произнёс я безразлично.

— Разве это не страшно? Заблуждающийся инквизитор? — Андреас неверяще покрутил головой.

— Каждого из нас отделяет лишь шаг от вечного проклятия и неизмеримо долгая дорога к святости, — ответил я, размышляя, действительно ли Кеппель не знает о моём участии в разоблачении Витуса Майо, или же он только изображает неведение.

Мы спустились по лестнице вниз, а потом, провожаемые бдительными взглядами охранников, оказались во дворе. Толпа за изгородью ещё больше увеличилась, а крики, плач, мольбы и проклятия просто оглушали. Мы протиснулись наружу. Люди, собравшиеся перед ратушей, как бы страх потеряли перед инквизиторскими инсигниями. Обычно при виде инквизитора люди стараются оказаться от него как можно дальше, а здесь они просто льнули к Андреасу. Не доходили до того, чтобы дёргать его за рукава мантии, но заступали нам дорогу, громко выкрикивали какие-то фамилии, умоляли о заступничестве, что-то объясняли взволнованными голосами, старались всунуть в руки документы с прошениями и просьбами. Какая-то тучная мещанка, громко причитая, рухнула перед нами на колени, а Андреас споткнулся о её вытянутые руки и чуть не упал. Лишь это спровоцировало его отреагировать.

— С дороги! — рявкнул он во весь голос. — Именем Святой Службы! Прочь! — Он хватил кулаком ближе стоящего, а его лицо искривилось в гримасе бешенства.

Нам удалось продраться через самую густую толпу, и мы вошли в боковую улочку. Только там нас настигла девушка в светлой, запачканной епанче, с растрёпанными волосами и синевой под глазами от усталости или недосыпания. Она была худощавой и невысокой, а её осунувшееся лицо было искажено мукой.

— Уважаемый господин, пожалуйста… — Как странно, она обратилась ко мне, хотя это ведь Кеппель щеголял в официальном наряде, а я был без инквизиторских инсигний. В её слабом голосе было столько отчаяния и одновременно надежды, что я остановился, хоть Андреас и дёрнул меня за рукав.

— Чем могу вам помочь? — вежливо спросил я.