– Проверяю? – Он посмотрел на меня с удивлением. – Нет, мечом Господним клянусь, мне бы и в голову не пришло вас проверять, господин Маддердин. Ведь, помнится, незаконно выдавать себя за инквизитора – рискованное дело, а?
Я лишь рассмеялся, потому как он и сам прекрасно знал ответ на свой вопрос. Присвоение инсигний инквизиторской власти каралось по всей строгости закона. Обвиненному отрезали богохульный язык, выжигали лживые глаза и отрубали нечестивую правую руку. Потом отпускали восвояси, чтобы собственным примером свидетельствовал: никому нельзя испытывать терпение Святого Официума.
– А знаете, отче, что такие люди все равно постоянно появляются? – спросил я. – Несмотря на суровость наказания.
– Если бы наказание устрашало преступников, то мы бы уже жили в Раю, господин Маддердин.
Я кивнул, поскольку он был прав – хотя бы отчасти. Конечно, кротость, терпение и желание понять грешника часто приносят куда более ощутимые плоды, чем лишенная утонченности жестокость. И все же есть преступления, на которые нельзя смотреть сквозь пальцы. Ибо как можно было бы говорить об уважении к Святому Официуму, если бы в мире было полно безнаказанных самозванцев.
– Но перейдем к делу, инквизитор, – сказал он и сделался серьезен. – Я осмелился просить Его Преосвященство прислать вас, чтобы вы поделились со мной своим бесценным, как понимаю, опытом. Вы ведь человек чрезвычайно опытный, верно?
– Полагаю, можно сказать и так, – усмехнулся я. – Но если вы спрашиваете о моем стаже в Инквизиториуме, то скажу, что имею честь служить Господу на сей ниве вот уже много лет.
– И, должно быть, собрали немалый урожай? – Он все время испытующе глядел на меня.
– По милости Господа.
– Ну ладно, – вздохнул Вассельрод. – Я ведь не думал, что вы предъявите мне свидетельство сделанного или своей квалификации. Уже то, что Герсард послал именно вас, вполне свидетельствует о ваших умениях. А дело, имейте в виду, очень деликатное.
Большинство дел, с которыми сталкивается Святой Официум, очень деликатны, поэтому его слова не слишком меня удивили.
– Прежде чем начнем, господин настоятель, позвольте задать вам один вопрос. Отчего разобраться с вашими затруднениями не могут местные инквизиторы?
– У нас в Касселе нет бюро Инквизиториума, – сказал он, удивленный. – Вы не знали об этом?
Ха, милые мои! Признаюсь, мне даже в голову не приходило это проверить, поскольку я был уверен, что столь большой и богатый город, притягивавший толпы путников, должен иметь свое отделение Инквизиториума. Но, видимо, из правил существовали достойные сожаления исключения.
– Тогда под чьей же юрисдикцией пребывает Кассель?
– Видимо, под вашей, в смысле – под самим Хезом, – ответил он неуверенно.
Ситуация была, пожалуй, странной, но не лишенной преимуществ. Отсутствие отделения Святого Официума означало, что ваш нижайший слуга не перейдет дорогу ни одному из своих коллег, а ведь обычно местные инквизиторы не в восторге, если на их территории объявляются инспекции из Хез-хезрона.
– Что ж, тогда вернемся к делу.
– Да-да, – покивал настоятель, а его покрасневшая лысина сверкнула на солнце, что заглядывало в широко отворенное окошко. – Вернемся. Итак, у меня есть причина полагать, хотя, возможно, «полагать» – слишком сильное слово… Лучше б сказать: «подозревать», хотя… – Теперь он глядел на собственные ладони, лежавшие на столешнице, а я его не прерывал.
Люди обычно с трудом озвучивают собственные мысли, если опасаются, что подле них творятся странные вещи, имеющие нечто общее с сатанинскими делишками.
– Ну, мне кажется, здесь у нас существует шабаш, инквизитор, – решился он наконец и поднял на меня взгляд.
Уж не знаю, чего ожидал. Смеха? Вскрика, полного ужаса? Молитвы?
– Какого рода шабаш?
– Грм… То есть?
– Вы подозреваете, что люди вашей паствы отправляют в некоем тайном месте черные мессы, славят Сатану и предаются отвратительному содомскому греху?
– Нет-нет-нет! – замахал он руками. – Я говорю о колдунах, господин Маддердин. О том, что, возможно, несколько людей осуществляют тайные ритуалы, призывают силы зла, чтобы вредить своим братьям.
– Мы зовем это темным кругом, господин настоятель. И такое дело одновременно и более, и менее опасно, чем обычный шабаш. Но скажите, прошу вас, откуда такие мысли?
Он забарабанил пальцами по столу, я же спокойно ждал.
– Некий человек из паствы рассказал сие во время исповеди, перед последним помазанием, – наконец признался Вассельрод. – Но я мало понял, поскольку он был в горячке и единственное, что сумел произнести отчетливо, – мольбу об отпущении грехов.
– А есть ли у господина настоятеля нечто большее, чем слова умирающего?
– Он кое-что мне дал, – сказал старик, не обращая внимания на мое раздражение. – Я вам покажу.
Настоятель тяжело поднялся и подошел к секретеру. Снял с шеи ключ, открыл замок, вытащил завернутый в тряпку предмет. Подал мне: осторожно, удерживая его самыми кончиками пальцев, словно то, что было внутри, могло укусить.