Момент Макиавелли. Политическая мысль Флоренции и атлантическая республиканская традиция

Глава VI Реставрация Медичи Б) «Государь» Макиавелли

Макиавелли, начав работать над «Государем» в 1512 году, не рассматривал в своем трактате инновацию с точки зрения ее влияния на жизнь и свободы граждан. Этому сюжету посвящен его труд о республиках. Иными словами, Макиавелли не отождествляет себя ни с ottimati, которые стремились вернуть себе статус гражданской элиты, ни с теми – Аламанни в 1516 году определил бы их как сторонников Савонаролы, – кто требовал восстановления Совета и права participazione для всех. «Государь» – это не идеологическая работа в том смысле, что она не выражает точку зрения какой-либо группы. Скорее мы имеем дело с аналитическим исследованием инновации и ее последствий. В этой перспективе Макиавелли напрямую переходит к рассмотрению вопроса, вызванного нововведениями и упадком гражданского общества. Речь шла о проблеме фортуны, к которой Гвиччардини и меньшие ottimati не обращались, возможно, потому, что их ощущение своей принадлежности к элите было все еще достаточно сильным, и они не могли сомневаться в относительной прочности собственного положения. Макиавелли вел слишком уязвимое существование и не мог сказать того же о себе. Впрочем, проведенный им теоретический анализ был совместим с интеллектуальной позицией аристократии. Если рассматривать политику как искусство справляться со случайными обстоятельствами, то она есть именно искусство справляться с фортуной как силой, управляющей подобными обстоятельствами и потому олицетворяющей чистую, не поддающуюся контролю и не знающую закономерностей случайность. По мере того как политическая система теряет свою универсальность и предстает как нечто партикулярное, делать это ей становится все труднее. Республика может возобладать над fortuna, лишь объединив своих граждан в самодостаточную universitas322. Однако она, в свою очередь, зависит от свободного участия и морального согласия граждан. Упадок гражданского общества ведет к закату республики и торжеству фортуны. Когда причиной заката оказывается инновация – неконтролируемое событие, влекущее за собой неконтролируемые последствия во времени, – то эффект усиливается. Макиавелли, говоря о «новом государе» – правителе-новаторе – отделяет его от желания ottimati и других продолжать действовать в качестве граждан. Он рассматривает государя и тех, кем он правит, как людей, действующих только в отношении fortuna. Тему конфликта гражданского коллектива с fortuna – он оставил для своих «Рассуждений».

Еще один тезис, напомнить о котором никогда не лишне, состоит в том, что проблема fortuna – это проблема добродетели. Для любого, кто мыслил в традиции Боэция, virtus была инструментом, благодаря которому достойный человек придавал форму своей fortuna. Гражданский гуманизм, отождествлявший достойного человека с гражданином, политизировал добродетель и полагал ее зависящей от добродетели других. Если virtus могла существовать лишь там, где граждан объединяло стремление к res publica, значит, политейя (politeia) или конституция – описанная Аристотелем структура участия в гражданской жизни, дифференцированная по функциям, – практически приравнивалась к самой добродетели. Если достойный человек мог проявлять свою добродетель лишь в системе гражданского коллектива, то разрушение этой системы, по причине навязанного силой новшества или раболепства одних людей перед другими, приводило к угасанию добродетели как власть имущих, так и безвластных. Тиран не мог быть добродетельным, потому что у него не было сограждан. Однако стойкость республики перед внутренними и внешними потрясениями – фортуной, символизировавшей случайность, – отождествляется с virtus, которую римляне противопоставляли fortuna. Добродетель граждан гарантировала стабильность политейи и наоборот. И с политической, и с нравственной точки зрения, vivere civile являлась единственной защитой от владычества фортуны и необходимой предпосылкой добродетели отдельного человека. Макиавелли в наиболее скандально известных фрагментах «Государя» обращается к формальному применению заимствованного у римлян понятия. Он задается вопросом: существует ли некая virtù, с помощью которой новатор, не стесненный общественной моралью, может придать форму своей fortuna? Будут ли подобная virtù или какие-либо возможные политические последствия ее проявления заключать в себе нечто моральное? Поскольку эта проблема существует лишь как результат инноваций, представляющих собой политический акт, ее следует рассматривать в контексте последующих политических действий.