МОНА

- Милый, - начинаю опасливо, но стараюсь, чтобы голос мой звучал ровно, - я не могу пока бросить «Мону». – Чувствую, как он хмурится, как его ладони напрягаются на моих руках, как он борется с тем, чтобы сжать их в кулаки. – Я привыкла к этой работе, я хочу уйти после окончания сезона. Да и Герман… Мы с ним сдружились…

Зажмуриваю глаза, когда довольно резко Эмин отстраняется от меня. Оборачиваюсь к нему, а тот потирает челюсть пальцами, глядя в окно.

- Опять этот Герман… - отзывается Фаворский с враждебной интонацией, полной недовольства и горечи.

Он вдруг снимает с себя пиджак и бросает на спинку дивана, снимает запонки, положив их аккуратно на круглый высокий столик рядом с модной вазой, а потом быстрым шагом направляется в ванную, без объяснений.

- Что это значит? Ты куда? - спрашиваю я, следуя за ним, но Фаворский уже заперся там.

- Побреюсь, - доносится оттуда, - все нормально. Подожди меня немного, - но его голос уже лишен всякого энтузиазма.

Прекрасно.

- Но тебе не нужно бриться. Мне нравится твоя щетина, - облокотившись о стену рядом, признаюсь честно.

На что Эмин деловым тоном отвечает:

- Сегодня важная встреча, так будет лучше.

Он включает воду до упора, как я думаю, специально, чтобы общаться мы не смогли, пока он не закончит свои дела в ванной. Ему необходимо время, чтобы поразмыслить мною сказанное? Я всего лишь назвала его имя и все. Я уже не видела Германа пару дней, и уже по нему скучаю, но Эмин же не так глуп, чтобы думать, что я что-то к этому человеку могу чувствовать… Да он даже младше меня! Ребенок совсем.

Не хочется отходить отсюда, подождать, когда он выйдет, подловить и поговорить с ним. Эмину никогда не нравилось, если я дружила с мужчинами, с которыми не дружил он. Мы ругались из-за этого во время моей учебы в университете. Он устраивал целые представления дома, если узнавал, что какой-то студент, с которым я неплохо общаюсь, решил меня подвезти, если у Фаворского в тот день такой возможности не было. И я совершенно не разделяю его взглядов, таких радикальных на этот счет, однако больше всего я боюсь, чтобы он не навредил Герману.

Только я подумала о том, что стоило бы включить телефон, как в дверь позвонили. О, нет. О, нет! Это не может быть Герман. Лучше бы это был не он. Лучше бы он не рисковал так и собой, и нашими с Эмином отношениями. Но Герману вовсе не нравится мысль, что мы можем сойтись. Я его понимаю, на его месте я бы так же говорила, но ему никогда не быть в моей шкуре. На ватных ногах я пробираюсь в прихожую, а человек, по ту сторону квартиры звонит снова. Дьявол его побери.

Ладно. Я знаю, что это он. Не буду даже включать видеодомофон. Повернув замок, я открываю дверь нараспашку, заведомо сгорая от стыда, намереваясь объясниться, но моя челюсть отвисает до самого пола. Потому что это не Герман.

Это моя мама.

- Мам? – практически лепечу, не в состоянии и пары слов связать от шока. – Ты здесь? Ты в Москве? – наконец, меня пробивает на речь, в то время как мать залетает в квартиру.

Я запираюсь и иду за ней, она бежит в гостиную, на ее лице, успела заметить, выражение ярости, беспокойства и бешенства.

- Ты что делаешь?! – кричу я и подлетаю к ней, когда она вытаскивает из моего стенного гардероба красный чемодан.

За эти две минуты она и словом не обмолвилась, но моя попытка помешать ей обвенчалась провалом – мама, высокая, статная и с крупной костью женщина, отталкивает меня так, что я падаю на пол, и на лице ее не отображается ни капли сожаления за свой поступок.

- Мам! – искренне возмущаюсь я.

На минуту остановившись и отдышавшись, она поворачивается ко мне, одну руку положив на бедро, а другой кивнув на меня, указывая пальцем.

- Молчи. Ты поняла? МОЛЧИ! - орет мама. – Я все знаю, и твой отец всю ночь убирал в нашем доме разбитую мной посуду. Сам. Сволочи же такие, а. А ты молчала! – она испепеляет меня взглядом, а я сглатываю, ощущая вмиг себя виноватой.

Поднявшись на ноги, я держу дистанцию.

- Я боялась тебе сказать, не хотела расстраивать, но сейчас все нормально. Ты можешь не волноваться, честное слово.

Русоволосая женщина с перекинутой на плечо косой склоняет голову набок, подозрительно на меня смотря.

- Что значит «все хорошо», Лола?

- То и значит, - стараюсь отвечать ей в тон – со всей строгостью и основательностью. Как взрослая, иначе рядом с нею ощущаешь себя маленькой девочкой. – Все хорошо.

Он издает истеричный смешок, быстро подходит ко мне, становится вплотную и дергает меня за волосы с такой силой, что на глаза у меня выступают невольные слезы.