Мона Ли

— Конечно, что вы? Кто бы усомнился? Но вы так молоды, так обворожительны! И кто наша внучка? Как вы сказали — Мона Лиза? Это кличка? М-м-м-м, я дико извиняюсь, это — шутка?

— Так меня зовут дома, — сказала Мона Ли, — а вообще я — Нонна. Нонна Коломийцева.

— А-а-а-а, — ну, это меняет дело! — Эдик вытащил из-за спины коробку конфет «Красный Октябрь», сдернул ленту, щелчком сбил крышку — угощайтесь, разговор будет долгим…

Мона Ли взглянула на бабушку.

— Можно конфетку?

— Да-да, бери, — Инга Львовна была растеряна. — Прошу вас, Эдуард… Михайлович — не задерживайте нас. Папа всегда волнуется, если мы запаздываем.

— Я буду краток, если вы настаиваете, — Эдик вытащил из кармана тесного пиджака записную книжку в дорогом кожаном переплете и ручку «Паркер», с золотым пером, разумеется, — мы предлагаем вашей внучке сыграть одну из главных ролей в двухсерийном кинофильме «Арабские сказки» по мотивам «1000 и одной ночи». — Довольный произведенным эффектом, Эдик откинулся на спинку кресла. — Ваша внучка станет всесоюзной знаменитостью. Вы — отдаете себе в этом отчет? Такая яркая внешность, такие данные — это находка для кино… прошу вас, деточка, встаньте. — Мона Ли покорно встала. — Повернитесь! Чудненько! Ручки — вверх, и — так плавно — левую опустим… великолепно! Грация! Ах! Все будут просто в восторге… а какие партнеры по фильму! Вы слышали такие имена — Лариса Борисовна Марченко? Петр Петрович Смоленский? Аркадий Аркадьевич Финкель? Ольга Олеговна Гарбузова? А? Сердечко ёкнуло?

— А клоуны там будут? — прошептала Мона Ли, — я очень люблю, и еще, когда слоны. Вот.

— Будут! Слоны будут, верблюды, ослы, все — как положено. Восточный колорит. И, к тому же — он интимно перевесился через стол, подманив указательным пальцем Ингу Львовну, — немалые. НЕМАЛЫЕ! Деньги. Да-с! Очень и очень приличные деньги. И гостиница. И суточные. И сопровождающему лицу. Обогатитесь — сказочно. И на всех афишах — в главной роли — Нонна Коломийцева! А? Нет. Длинновато. В главной роли — Нонна Ли! Эффектно, — и Эдик, уставший от собственного красноречия, поковырял в зубах спичкой, — соглашайтесь, девушки. Да, и подписать бумаги необходимо. Мама у нас где? — Инга Львовна не успела приложить ладонь к губам. Эдик сморгнул, понял, что совершил грубейшую ошибку, глазки его забегали, но Мона Ли абсолютно спокойно сказала:

— Моя мама умерла. Теперь за меня отвечает папа. Павел Павлович Коломийцев.

Дверь приоткрылась. В гриме, с подведенными черным глазами стоял Женечка Шехман.

— Эдька?! Тебя ждать? Автобус стоит еще пять минут! — и, осклабившись в сторону Инги Львовны и Моны Ли, — добрый вечер, простите, если помешал?! Девушки здесь? такая нелепость…

— Телефончик оставьте, Инга Львовна? Созвонимся завтра же, как вам будет удобно? Если возможно, то переговоры я буду вести с отцом Монночки, правда, крошка? — и, постучав по наручным часам, Эдик сделал страшную мину, — ой, дела, сами понимаете! — и выставил Ингу Львовну и Мону Ли в коридор. — Гардеробчик — прямо-прямо, налево — направо! — он помахал ладонью и исчез.

— Мама! Мама! — Пал Палыч бегал по кабинету, отражаясь в граненых стеклах книжных шкафов, и тома «Римского права» краснели от возмущения, — ты! ты, человек, прошедший… проживший… живущий… мама! с твоим опытом — и такая наивность! Бог мой! Эдик! Кто он такой? Ты видела его документы? Паспорт? Удостоверение? Как так можно! Девочке — 8 лет. Каких мужчин интересуют ТАКИЕ девочки, мне, как судье, известно — более чем! И тебе известно! А ты… Разнюнилась! Доверилась! Надеюсь, ты не дала нашего адреса?

— Дала, Пашенька, — пролепетала она, — Паша! Что я наделала… ты думаешь, он хотел… наша девочка… Боже мой, Боже мой! Прости меня, Пашенька!

— Ну-ну, — Павел накинул на мамины плечи индийскую мохеровую шаль, — не переживай. Прости, и я вспылил. Знаешь, тут Моне показалось, что она видела этого корейца, папашу своего — все сходится, и поезд тот, и вагон-ресторан, я гоню от себя эту мысль — но он может придти за Моной.

— Паша, что ты! А документы? Паша? — Инга Львовна покраснела, — Пал Палыч тут же бросился за нитроглицерином, — мамочка, мамочка — все хорошо, и все прекрасно. Приляг, дружочек, мне нужно привести в порядок бумаги.