Монах

Визиты барышни становились все чаще, и вскоре не проходило и дня, чтобы она не провела пару часов у кушетки, где отдыхал Лоренцо. Он постепенно поправлялся, но силы возвращались к нему лишь понемногу. Однажды вечером, когда Агнес, ее возлюбленный, герцог, Виргиния и ее родители сидели вокруг него, будучи в лучшем настроении, чем обычно, он впервые попросил сестру рассказать, как ей удалось выжить после того, как, по словам Урсулы, ее заставили выпить яд. До того Агнес, опасаясь напоминать брату о том месте, где погибла Антония, скрывала от Лоренцо свою историю. Но теперь он сам попросил об этом, и, возможно, рассказ отвлек бы его от собственных переживаний; поэтому она сразу согласилась.

Для начала она рассказала о том, что произошло в часовне аббатства, о возмущении настоятельницы и о полуночной сцене, при которой скрытно присутствовала Урсула. Агнес добавила к ее свидетельству важные подробности.

ЗАВЕРШЕНИЕ ИСТОРИИ АГНЕС ДЕ МЕДИНА

Моменты, которые я полагала последними в своей жизни, были мучительны. Закрывая глаза под злобные проклятия настоятельницы, я думала, что душа моя обречена, что пробуждение будет неописуемо ужасным; мне мерещились адское пламя и жуткие фигуры прислужников Сатаны. Когда я очнулась, еще некоторое время эти страшные образы божественного мщения владели мною. Чувства мои были в таком смятении, мысли так затуманены, что я напрасно пыталась разобраться в дикой путанице странных видений, наплывавших со всех сторон. Я пробовала приподняться, но голова кружилась, и я снова падала. Земля подо мной как будто шаталась, проблеск света где-то вверху виделся словно сквозь туман. Мне пришлось закрыть глаза и лежать неподвижно.

Прошло около часа, прежде чем я достаточно пришла в себя, чтобы осмотреться. Как мне стало страшно, когда я увидела, что меня окружает! Я лежала на плетеных носилках с шестью ручками, на которых, видимо, монахини доставили меня в могилу. Я была укрыта полотняным покровом, по нему были разбросаны увядшие цветы. С одной стороны лежало маленькое деревянное распятие, с другой – четки с крупными бусинами. Я находилась в узком помещении между четырех стен с низко нависающим потолком, в нем был прорезан зарешеченный люк; сквозь него проникали слабый поток воздуха и мерцающий свет, так что я могла смутно видеть окружающие ужасы. От мерзкого, удушающего смрада мне становилось дурно; заметив, что решетка люка не заперта, я подумала, что смогу вылезти; но когда я приподнялась, рука моя попала во что-то мягкое; я подняла этот предмет и поднесла к свету. Боже всемогущий! Какой ужас! Какая мерзость! Это была полуразложившаяся человеческая голова, и хотя по ней ползали черви, я распознала черты монахини, умершей несколько месяцев назад. Я отбросила ее и без памяти упала на носилки.

Когда силы ко мне вернулись, мысль о том, что я окружена гниющими останками своих товарок, усилила мое стремление выбраться из этой ужасной тюрьмы. Я снова придвинулась поближе к свету и дотянулась до люка. Решетку я подняла без труда: вероятно, ее специально оставили открытой, чтобы я могла вылезти. Благодаря тому, что кладка стены была неровной – часть камней выступала из рядов, – я сумела вскарабкаться наверх и оказалась в довольно просторном склепе. Вдоль его стен возвышались в строгом порядке гробницы, подобные той, куда меня поместили, заметно просевшие ниже пола. Погребальная лампада, свисавшая с потолка на железной цепи, проливала угрюмый свет на эту картину. Повсюду виднелись символы смерти: черепа, лопаточные и берцовые кости, разбросанные по сырому полу. Каждую гробницу украшало большое распятие, в одном углу стояла деревянная статуя святой Клары. Эти подробности меня поначалу не привлекли – главным предметом для меня была дверь, единственный выход из склепа. Я закуталась поплотнее в свой саван и поспешно подошла к ней. Толкнула… К моему невыразимому разочарованию, дверь была заперта снаружи!

Я тут же догадалась, что аббатиса, перепутав снадобья, заставила меня выпить не яд, а какое-то сильное снотворное. Из этого следовало, что все меня приняли за мертвую и совершили погребальный обряд, а значит, я не смогу дать о себе знать и умру здесь от голода. Мне стало очень страшно, не только за саму себя, но и за то невинное существо, что я носила под сердцем. Я снова потрясла дверь, но она не поддалась. Напрягая до предела голос, я стала звать на помощь. Но некому было меня услышать. Ни один дружеский голос не отозвался. Глубокая и печальная тишина царила под сводами, и я отчаялась обрести свободу.