Монах

Удрученный Лоренцо предпочел бы остаться рядом с другом; но у него теперь появились другие заботы. Нужно было получить ордер на арест аббатисы клариссинок. Поручив присмотр за Раймондом лучшим медикам Мадрида, он отправился в резиденцию кардинала-герцога.

Здесь его постигло затруднение: ему сказали, что кардинал отбыл по государственным делам в отдаленную провинцию. До паломничества клариссинок оставалось всего пять дней; Лоренцо, не медля ни минуты, бросился вдогонку. Он мчался галопом сутки напролет – и успел.

Встретившись с кардиналом-герцогом, он изложил ему всю историю, указал на вероятную виновность аббатисы, сообщил о том, до чего это довело дона Раймонда. Последний аргумент оказался особенно весомым. Из всех своих племянников кардинал-герцог был сердечно привязан только к маркизу; с его точки зрения, подвергнув опасности жизнь маркиза, аббатиса полностью себя дискредитировала. Поэтому он немедленно выдал ордер на арест, да еще снабдил Лоренцо письмом к одному из старших чинов инквизиции, которому поручил проследить за исполнением приказа.

Вооруженный этими документами, Медина поспешил вернуться в Мадрид и достиг его уже в пятницу, за несколько часов до темноты. Маркизу стало лучше, хотя от слабости тот мог говорить и двигаться лишь с большим трудом. Пробыв у него около часа, Лоренцо ушел, чтобы поговорить с дядей и передать письма кардинала дону Рамиресу де Мельо.

Дядя просто окаменел от ужаса, когда узнал о судьбе своей несчастной племянницы. Он поддержал намерение Лоренцо наказать убийц и решил сопровождать его ночью в обитель святой Клары. Дон Рамирес пообещал полную поддержку и отрядил команду лучших стрелков на случай беспорядков среди населения.

* * *

Пока Лоренцо готовился разоблачить лицемерие одной церковной особы, он не знал, какие беды готовит ему другой церковник, еще более лицемерный. Пользуясь содействием инфернальных слуг Матильды, Амброзио твердо решил погубить Антонию. И вот наступил момент, назначенный им.

Девушка зашла к матери попрощаться перед сном. Целуя ее, Антония вдруг ощутила неиспытанную ранее тяжесть на сердце. Она ушла, но тотчас вернулась, бросилась в объятия матери и залилась слезами. От этого ей легче не стало, в душе нарастало тайное предчувствие, что они больше никогда не свидятся. Эльвира это заметила и попыталась шуткой отвлечь дочку от детского суеверия. Она мягко пожурила ее за то, что поддается беспричинной грусти, и предупредила, что поддерживать такие настроения вредно.

Но на все свои поучения она получала один ответ:

– Матушка! Дорогая матушка! Ох! Хоть бы Бог поскорее прислал утро!

Постоянное беспокойство за дочь препятствовало полному выздоровлению Эльвиры, и она все еще прихварывала. В тот вечер ей было хуже, чем обычно, и она ушла спать пораньше. Антонии не хотелось уходить из спальни матери, и, пока не закрылась дверь, девушка не сводила с ее лица печального взгляда.

Она ушла в свою комнату с чувством глубокой горечи. Ей казалось, что все ее чаяния на будущее разбиты и в мире не осталось ничего хорошего. Она села на стул, опустила голову и долго рассматривала пол пустым взглядом, не пытаясь бороться с мрачными образами, порожденными ее фантазией.

Антония все еще пребывала во власти унылых грез, когда под окном послышалась негромкая музыка. Она встала, открыла окно, набросила вуаль на голову и отважилась выглянуть. При свете луны она разглядела внизу нескольких мужчин с гитарами и лютнями; поодаль стоял еще один, закутавшись в плащ; ростом и общим видом он очень напоминал Лоренцо. Девушка не ошиблась: это действительно был Лоренцо, который, держа слово не показываться Антонии без согласия дяди, надеялся, устраивая время от времени серенады, напомнить возлюбленной о своей верности.

К сожалению, этот его прием не дал желаемого результата. Антонии и в голову не приходило, что ночные концерты устраиваются в ее честь. Она была слишком скромна, чтобы поверить, что заслуживает такого внимания, и потому полагала, будто поют для какой-то другой женщины по соседству, и горевала оттого, что серенады заказывает Лоренцо.

Музыканты играли что-то жалобное и мелодичное, в унисон с настроением Антонии, и она охотно слушала. После довольно длительной прелюдии раздалось пение, и Антония различила такие слова: