Монах

Несколько минут он стоял, поглощенный созерцанием прелестей, которым предстояло вот-вот подвергнуться напору необузданной страсти. Чуть приоткрытый рот Антонии словно требовал поцелуя; монах склонился к ней и впился в ее губы, как бы всасывая свежий аромат дыхания, но жажда чего-то большего стала нестерпимой. Безумное, звериное вожделение затмило его разум. Ни на миг не хотел он задержать свое торжество и в лихорадочной спешке избавился от мешающей одежды.

– Боже милостивый! – воскликнул женский голос у него за спиной. – Это не обман зрения? Не иллюзия?

Слова эти поразили Амброзио как удар грома. Он вздрогнул и обернулся. В дверях стояла Эльвира, глядя на монаха удивленно и неприязненно.

Она спала, но во сне ей привиделось, что Антония стоит, дрожа, на краю пропасти, еще мгновение – и упадет. И тут она отчаянно закричала: «Матушка, спаси меня! Спаси! Через миг будет поздно!» Эльвира проснулась в ужасе. О том, чтобы спать дальше, не удостоверившись, все ли у дочери в порядке, не могло быть и речи. Она вскочила с постели, накинула халат и, пройдя через чулан, где спала служанка, вошла в спальню Антонии как раз вовремя, чтобы помешать гнусному насилию.

И Эльвира, и монах словно превратились в статуи, он – от стыда и досады, она – от смятения всех чувств. Они долго глядели друг на друга без слов. Женщина первой пришла в себя.

– Это не сон! – воскликнула она. – Это действительно Амброзио стоит передо мною. Это человек, которого Мадрид почитает святым, а я нашла его в столь поздний час у постели моей несчастной девочки. Чудовище лицемерия! Я давно подозревала, к чему ты клонишь, но не спешила обвинять из снисхождения к человеческой слабости. Отныне молчание станет преступным. Я сорву с тебя маску, мерзавец, и доведу до сведения церкви, какую змею она взлелеяла на своей груди!

Бледный, ошеломленный негодяй трясся всем телом. Какими оправданиями может прикрыться голый, распаленный мужчина? Он едва смог пробормотать что-то бессвязное, какие-то извинения, противоречившие одно другому. Гнев Эльвиры был справедлив, и она не намерена была даровать ему прощение. Она пригрозила, что разбудит всех соседей, чтобы неповадно было всем будущим обманщикам. Потом она подбежала к кровати и стала будить Антонию; видя, что слова не помогают, она взяла дочку за руку и приподняла. Чары были слишком сильны. Антония оставалась бесчувственной; когда мать ее отпустила, девушка упала обратно на подушку.

– Такой сон не может быть естественным! – вскричала в изумлении Эльвира, чье негодование возрастало все сильнее. – Здесь кроется какая-то тайна. Но трепещи, лицемер! Все твои мерзости будут сейчас явлены людям. На помощь! На помощь! – громко позвала она. – Все, кто есть в доме! Флора! Флора!

– Послушайте же меня хоть минутку, сударыня! – воскликнул монах, придя в себя из-за близкой опасности. – Всем, что есть святого и праведного, клянусь, что честь вашей дочери не пострадала. Простите мой проступок! Пощадите меня, избавьте от позора, позвольте вернуться в аббатство. Будьте милосердны! Я обещаю, что никогда больше не потревожу Антонию и посвящу остаток своей жизни…

Эльвира резко прервала его.

– Не потревожишь Антонию? Я сама обеспечу ее покой. Ты больше не предашь доверие ничьих родителей. Твое злодейство будет открыто обществу. Весь Мадрид содрогнется, узнав о твоем вероломстве, лицемерии и распутстве. Эй, кто там! Сюда! Флора! Флора!

Слушая Эльвиру, монах вдруг вспомнил об Агнес. Ведь она так же умоляла его о милосердии, и он так же отверг ее мольбы! Теперь настала его очередь страдать, и он не мог не признать, что кара им заслужена.

Эльвира продолжала призывать Флору; но голос ее срывался от волнения, и служанка, погруженная в глубокий сон, не слышала ничего, а пойти в чулан и разбудить Флору Эльвира не решалась, чтобы монах не воспользовался случаем улизнуть. Он действительно намеревался сбежать, считая, что, если вернется в аббатство, не замеченный никем, кроме Эльвиры, одного ее свидетельства будет недостаточно для обвинения. Поэтому он взял в охапку сброшенную одежду и устремился к двери. Эльвира разгадала его маневр, догнала и схватила за руку прежде, чем он отодвинул засов.

– Не пытайся бежать! Ты не выйдешь из этой комнаты без свидетелей твоего бесчинства!

Амброзио напрасно пытался вырваться. Эльвира вцепилась в него намертво и продолжала звать на помощь еще громче. Монах, понимая, что люди сбегутся непременно, доведенный близостью краха до безумия, отважился на поступок отчаянный и дикий. Резко извернувшись, он одной рукой схватил Эльвиру за горло, чтобы пресечь ее крики, а другой с силой толкнул на пол и поволок к кровати. Испуганная неожиданным нападением, женщина не сумела вовремя высвободиться; монах же, выдернув подушку из-под головы ее дочери, накрыл лицо Эльвиры, со всей силы надавил ей коленом на живот и постарался лишить ее жизни.