Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Первое место среди столичных настоятелей в продолжение всего собора занимал, видимо, очень набожный монах, игумен Студийского монастыря Савва. Он был душой всего собрания. Он непрерывно брал слово, он беспокоился о том, насколько авторитетны предъявленные свидетельства. «Почему, – спрашивал он, – этот отрывок читают в виде выписки, а не по самой рукописи?» Когда Феодосий, епископ Аммориума, прочитал перед собором свой Символ веры и заявление о своем отказе от прежних заблуждений, именно Савва первым произнес формулировку: «Согласно апостольским предписаниям и решениям Вселенских соборов, он достоин быть принятым». Он громко благословил Бога за возвращение еще семи епископов, и монахи принимали его сторону по спорным вопросам, присоединяясь к его мнению.

Когда во втором акте все присутствовавшие епископы признали истинным учением об иконах то, которое папа Адриан изложил в письмах к императрице и патриарху, и объявили анафему тем, кто думает иначе, Тарасий попросил всех монахов, присутствовавших на соборе, тоже публично произнести их Символ веры. И снова Савва взял слово первым из всех архимандритов и игуменов, первым из всех участников-монахов, и произнес: «Я исповедую и верую согласно древней незапятнанной первоначальной вере, которая передана нам святыми апостолами, пророками и учеными кафолической апостольской церкви, согласно письму, которое трижды блаженный апостольский папа Адриан послал благочестивым и любимым Богом императором и вселенскому патриарху Тарасию, и почитаю святые иконы, и произношу анафему тем, кто имеет другое мнение». После имени Саввы в Актах указаны имена еще девяти игуменов: Григория из монастыря Святых Сергия и Вакха, Иоанна из Пагириона, Евстафия из монастыря Святого Максимина, Симеона из Хоры, Георгия из монастыря у Источника, Симеона из монастыря Авраамитов, Иосифа из Ираклиона, Платона из Саккудиона и Григория из монастыря Гиацинта. Затем все монахи тоже произнесли этот Символ веры.

На четвертом заседании все епископы утвердили своими подписями все, что было написано и сказано на нем; игумены, которых на заседании было сто семнадцать, тоже поставили свои подписи; Савва был главным из них и подписался первым после епископов. После его имени стоят уже упомянутые имена многих столичных настоятелей, за ними много других игуменов, к сожалению не указавших, где находились их монастыри. Но в некоторых случаях местонахождение определяется без всяких сомнений, хотя и не указано явно. Например, в списке есть имена игуменов монастырей Хенолаккос, Неусыпающих, Диуса, Флора, Святого Ильи, Святого Кириака, Каллистрата, Святого Зотика, Святого Фирса; своими настоятелями представлены также несколько монастырей Святого Георгия, Святого Феодора, Святого Иоанна Богослова, Святой Богоматери, и, не считая монахов, заменявших своего епископа или своего игумена по его поручению, в списке есть имена нескольких простых монахов, наугад вставленные между именами настоятелей.

На последних заседаниях, судя по формулировке из Актов, число присутствовавших на соборе монахов по-прежнему было достаточно большим. Хотя в самом акте о догматическом определении, который стал итогом седьмого заседания, их имена уже не указаны вслед за именами епископов, все же надо признать, что монахи своей ученостью, применяемой во время собрания, частыми вмешательствами в споры, милосердными и снисходительными словами о бывших сторонниках иконоборческой ереси внесли большой вклад в успешное заключение мира в области религии и восстановление православия. (Нужно упомянуть, что в числе участников собора были двое, которые, не являясь епископами, были, по словам господина Лебо, «светом для епископов», – два летописца, а именно синкелл патриарха Тарасия Георгий и историк Феофан.)

Для ортодоксов все дело было в том, чтобы вернуть культу икон свободу, которой он был лишен три четверти века, и как раз игумен Студийского монастыря Савва имел честь сформулировать в нескольких простых и ясных словах законные требования православных. Он говорил на соборе: «Мы просим вернуть иконам их прежнее место в согласии с традицией предков; мы просим дать христианам свободу устраивать публичные шествия с этими иконами». Как уже известно читателю, Савва не оставлял без внимания вопрос догмы, но он знал, что все-таки самый верный способ решить этот вопрос – предположить, что он уже решен: он понимал, что если церковь станет независимой и получит свободу во внешних делах, то спор, так долго нарушавший покой Византийской империи, получит публичное практическое решение, за которым последует и решение богословское.