Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии

Чтобы объяснить эту очевидную суровость, необходимо вспомнить, что все монастыри Востока подчинялись одним и тем же правилам. У греков не было, как на Западе, различных религиозных братств с разными уставами, и монах-перебежчик нашел бы на новом месте то же, чего якобы хотел избежать, уходя с прежнего. Поэтому монастырские конституции, основанные на традициях и на постановлениях соборов, признавали только три причины, по которым монах мог уйти из монастыря: если игумен был еретиком, если в монастырь проникали женщины и если туда приводили молодых мужчин-мирян. За исключением этих трех случаев, монах не мог по своему желанию сменить место проживания; он должен был до самой смерти оставаться в добровольной тюрьме, которую выбрал для себя в день поступления в монахи.

Он также не мог легко выходить из монастыря под предлогом, что хочет побывать у своих братьев в другом монастыре. По словам святого Василия, инок, который часто выходит из своей обители и ходит из одного монастыря в другой, понемногу теряет отрешенность и благочестие и позволяет увлечь себя на путь греха. Однако, добавляет святой, проявляя характерные для его советов умеренность и мудрость, иногда своевременный выход за стены монастыря может развеять тоску и дать монаху новые силы для новых сражений. Но монах ни по какой причине не может выйти за ограду монастыря, не узнав мнение об этом своего настоятеля, а вернувшись, должен дать настоятелю точный отчет о том, что делал, видел и слышал, пока отсутствовал. Только тот, кому было поручено закупать все необходимое для братии, мог выходить из обители так часто, как того требовали общие интересы. Повиновение, которое он сделал своим долгом, и молитвы братьев, ради которых он преданно трудится, охранят его от мирских опасностей.

Монахов, бежавших из своего монастыря, ни один игумен не должен был принимать, а должен был отсылать их обратно. Поступить иначе значило бы позволить его собственным монахам поступать так же, а это полностью разрушило бы монашескую дисциплину и уничтожило бы солидарность, которая должна объединять всех игуменов. Если возвращенный в свой монастырь беглец потом снова убежит оттуда, он будет взят в армию, но без званий или должностей, которые он мог иметь до поступления в монастырь. Если затем он желал вернуться к монашеской жизни, ему возвращали монашескую одежду, но без обычных в этом случае молитв; если же он не хотел этого, то, по словам святого Василия, его надо было предоставить самому себе, как постороннего. Если такой человек ел мясо или жил с женщиной, то, согласно постановлению четвертого собора, он был проклят, а святой патриарх Никифор добавил, что такого беглеца нужно против его воли заточить в монастыре и заставить носить монашескую одежду. Позже читатель увидит, что примеры таких падений действительно были, но обычно их искупали основательным покаянием. Епископы, например Василий и Златоуст, и игумены, например Феодор Студит, неутомимо старались вернуть в овчарню заблудшую овцу и в итоге добивались своего. Монах по имени Илия вернулся в мир, после этого первого раза возвратился в монастырь, потом опять ушел от своих братьев, вернулся снова и после этого пал в третий раз. Его настоятель писал ему: «До каких пор ты будешь валяться в тине греха? До каких пор ты будешь бесчестить себя перед Богом и людьми? Разве больше нет ни смерти, ни суда, ни вечной муки? Умоляю тебя, пробудись, вернись к Богу и перестань строить дома, как делают миряне, – ты, который разрушил дом своей души и сделал его жилищем Сатаны. Никто не сможет вырвать тебя из мстящей руки Господа…Но дай моим мольбам тронуть тебя, разорви смертоносные узы, которые удерживают тебя. И тогда я, ничтожный, если найду потерянную овцу, буду рад свыше меры, а со мной – все твои братья-монахи».

Вместе с обязательством жить постоянно в одном монастыре монах давал обещание неизменно и упорно упражняться во всем, что полагалось делать всем монахам. Святой Василий и его подражатели быстро сменили одиночество в отдельных кельях и уединение в пустыне на принцип «все общее», который понравился им больше. Благодаря их стараниям, «аскетическая жизнь в итоге стала воссозданием, с любовью к Богу, общества, из которого любовь к Богу заставила их бежать. Идеальная община времени апостолов, такая, как в Иерусалиме, была восстановлена группами братьев-монахов, у которых были одно на всех сердце и одна на всех душа». Отшельники-одиночки, которых когда-то было так много, постепенно исчезли; и даже слово «монастырь», вначале обозначавшее жилище монаха-одиночки, теперь получило другое значение – «жилище монахов, живущих совместно под одной крышей». В течение многих столетий после этого на Востоке были киновии – монастыри, где монахи подчинялись единому для всех уставу, жили совместно, имели одну на всех церковь, одну трапезную, одну спальню, брали себе обувь и одежду наугад в общем хранилище, работали вместе в мастерских и полях, вместе отдыхали, а если болели, их лечили в общей больнице.