Монашка и дракон

И хотя любопытство так и прижигало меня, я продолжала стоять у стены, боясь пошевелиться. Все началось без меня и должно закончиться без моего вмешательства.

Дракон молчал что-то очень долго, и я нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— Убирайся, — велел вдруг он.

Шорох, торопливые шаги, и кто-то перебежал двор, скрывшись в постройках, где были комнаты слуг.

— Виенн, — позвал Гидеон. — Иди сюда. Не бойся.

Я подошла, и он взял меня за руку и повел к замку. Я спотыкалась о камни, которыми был вымощен двор, а дракон шел уверенно, будто видел в темноте. А может, и правда, видел. Когда мы уже поднимались на второй этаж, я спросила:

— Что все это значит? Почему грум напал на вас?

— Это не имеет значения, — ответил дракон.

— Но он хотел вас убить.

— Да, — признал он. — Но ведь не смог, верно?

— И вы отпустили его?

— Отпустил.

— Но почему?! По Правде короля Рихтера покушение на благородного — страшное преступление!

Мы уже поднялись к спальням, и дракон остановился. Рука его все еще сжимала мою ладонь, мы стояли, почти соприкасаясь плечами, и хотя я не видела его лица, но чувствовала, что он задумался.

— В чем-то этот дурак прав, — сказал Гидеон медленно, словно неохотно. — Я не про Рихтера, про грума. Убивать за то, что дурак, вроде, прав — разве Правда это допускает?

— Опять шутите, — сказала я почти обвиняющее.

— Ты предлагаешь что-то другое? — он развернул меня за плечо и притиснул к стене, так что я пересчитала все каменные неровности позвонками. — В Писании на этот счет что-то есть? — голос дракона звучал приглушенно и совсем близко.

Наверное, если бы я подалась на полфута вперед, то прижалась бы грудью к его груди, но я не двинулась с места и произнесла:

— Однажды мой брат взял наложницей дочку пасечника. Ее отец напал на моего брата и оцарапал ему плечо кинжалом. Мой отец приказал повесить пасечника.

— Правда короля Рихтера запрещает смертную казнь, — сказал Гидеон.

— Да, — ответила я. — Но тогда мы еще жили по старым, человеческим законам.

— Но ты ведь не хочешь, чтобы я повесил грума? Ты не хотела, чтобы я наказывал того громилу, который отомстил за сестру…

— Нет, не хочу ничьей смерти, — я помолчала, а потом добавила: — И вашей тоже, милорд.

— Ну, увидеть мою смерть тебе будет трудновато, — ответил он спокойно и отпустил меня. — Найдешь свою спальню или тебя проводить?

Конечно же, он опять потешался, и мне показалось обидным, что он так легкомысленно отнесся и к опасности, которую только что пережил, и к моим тревогам… за него. Или делает вид, что все это — игра, детские забавы, а сам прячет нож под подушкой.

— Благодарю, милорд, — сказала я сдержанно. — Справлюсь сама.

Он отпустил меня, и я двинулась к своей комнате, чуть касаясь рукой стены.

— Виенн, — окликнул меня дракон, и я тут же остановилась. — Ты, по-моему, чем-то обижена?

— Нет, милорд, — ответила я, уже открывая двери. — Добрых снов.

Он хмыкнул или фыркнул, или выругался шепотом, а потом проворчал:

— Они могли бы быть добрыми.

Я зашла в спальню, закрыла двери и заперла ее на засов. Запалила светильник и бросила на стол пояс с золотыми монетами. Он упал поперек пергаментов, похожий на сытую змею. Я сняла со шнурка фамильное кольцо и положила в шкатулку с красками, а потом разделась до сорочки и нырнула в постель, укрывшись пуховым одеялом до подбородка. В соседней комнате было тихо-тихо, и я скоро уснула, уже зная, что устрою в замке Гранд-Мелюз на этой неделе.

35. Принцесса-Апельсин

— Что это за театр она решила устроить в четверг?! — Дилан ворвался в комнату брата без стука, и Гидеон досадливо поморщился, но выговаривать не стал.

— А что тебя так возмутило? — спросил он дружелюбно, надевая рубашку и завязывая тесемки на рукавах, помогая себе зубами.

Дилан подошел и сам завязал тесемки, но лицо у него было недовольным.

— Виенн сказала, что в среду постный день, — продолжал Гидеон, подставляя брату другую руку, чтобы подвязал и этот рукав. — А четверг — как раз для развлечений. По-моему, будет интересно.

— Интересно?! — Дилан так и воззрился на него.

— А разве нет? — Гидеон пребывал в прекрасном расположении духа.

— Ты слишком много позволяешь этой девице из монастыря, — упрекнул Дилан. — Я думал, она тебе для забавы, а ты носишься с ней, как с любимой дочерью.

— Вот уж точно не с дочерью, — усмехнулся дракон, надевая камзол. — Но с каких пор тебя интересуют мои отношения с женщинами?

— Я беспокоюсь о твоей безопасности, — сердито ответил Дилан. — Ингунда права — вся чертовщина началась, когда появилась эта девица. И что ты в ней нашел?

— Возможно, то, что искал в других долго и безуспешно, — произнес Гидеон очень спокойно.

— Думаешь, она родит тебе наследника? — съязвил его брат.

Гидеон задумался, а потом хлопнул Дилана по плечу:

— Пошли, у нас много дел. Я хочу разобраться со всем до вечера и успеть к началу представления.

— Не узнаю тебя, — вздохнул Дилан, но покорно поплелся следом за старшим братом.

Монашка решила устроить театр.

Гидеону нравилось это слово на давно забытом языке оно означало «зрелище». Что за зрелище придумала эта неугомонная девчонка?