— Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твёрдою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копьё, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево. Дождь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеётся. Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи. Нет на земле подобного ему; он сотворён бесстрашным; на всё высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости, — я подлила еще горячей воды в ванну и сказала уже обыденным голосом. — Эти слова я вспомнила, когда впервые увидела вас, милорд. И сейчас понимаю, что все сказанное о драконах — правда. Но почему именно суббота? Разве вы не превращаетесь в дракона по собственному желанию?
— Суббота — день, когда ослабевает небесная благодать, — ответил он и по его нижней губе вдруг мелькнул раздвоенный змеиный язык.
Я невольно отвернулась, содрогнувшись, но постаралась не подать виду, что мне что-то неприятно, и сказала:
— Когда вы напали на королевский флот, была среда, если память мне не изменяет.
— Когда необходимо, можно и превратиться, — проворчал он. — Но я предпочитаю делать это в крайнем случае.
— Тогда был именно он — крайний случай? — не утерпела спросить я.
О кровавой бойне, что устроили тогда драконы, не рассказывал только немой. В битве возле Нантского порта погибло много рыцарей — кто был разорван клыками и когтями, кто утонул вместе с разбитым кораблем. Даже если четверть из того, что рассказывали — правда, это все равно слишком ужасно.
Я ждала ответа, понимая, что совершаю глупость. Что я хотела услышать? Ложь? Оправдания? Или удостовериться, что драконы на самом деле — кровожадные чудовища? И что, если так? Опрокинуть жаровню и уйти?
Гидеон пошлепал ладонью по воде, а потом плеснул горстью на хвост, не помещавшийся в ванне.
— Не буду говорить, что мы вели себя, как ванильные ангелочки, — сказал он, наконец. — Но нас осталось очень мало, а люди вызнали наше укрытие на острове, как раз напротив Нанта. Мастини и Рихтер сразу были ранены. Мастини даже пошевелиться не мог, а Рихтер засел в кустах с луком и стрелами, чтобы дать нам время уйти. Но мы не послушались — я и герцог Паладио. Как я тогда ненавидел людей! И он тоже — они ведь с Рихтером двоюродные братья. Когда испытываешь сильные чувства — превратиться получается само собой. Тогда даже боли не замечаешь — хлоп! — и ты уже зубастая тварь.
Я слушала его с напряженным вниманием, пытаясь угадать — говорит ли он искренне или лжет. Но лицо Гидеона было задумчивым, в уголке рта залегла морщинка — то ли горько усмехается, то ли злобно гримасничает.
— Мы их тогда влет разделали, — дракон встряхнул головой, отбрасывая влажные волосы со лба. — Сами тоже получили, конечно, но корыта их утопили. Все. Все утопили, — повторил он с нажимом. — Паладио потом еле дотащился до острова, а я не смог. Меня спас Нимберт. Вытащил из воды, когда я превратился обратно, перевязал раны. Хотя мог бы прирезать, — тут он посмотрел прямо на меня.
Темные блестящие глаза напоминали звездное небо — свет во тьме, и не видно дна. Только сейчас я заметила, что Гидеон моргает гораздо реже людей. В старинных легендах говорилось, что змеи умеют зачаровывать своих жертв взглядом. Может, и драконы обладают этой властью?
— Почему вы замолчали, милорд? — спросила я. — И почему так смотрите?.. Боитесь, что я воспользуюсь вашей уязвимостью?
Он не ответил, и я поднялась, отодвинув лавку и оперевшись ладонью на край ванны. Его взгляд притягивал, манил, обещал что-то, чему я противилась всем своим существом.
— И куда надо бить, чтобы покончить с драконом наверняка? — я приложила средний и указательный пальцы к шее Гидеона — к ямке между ключицами. — Ваш панцирь так крепок, милорд, да и мышцы — словно из железа. Наверное, это — ваше слабое место?
Его кровь под моей рукой стучала в вены сильно и медленно. Это было неправильно, но я наслаждалась ощущением этой силы. И ощущением своей власти над ним. Хотя, о какой власти могла идти речь? Он свернул бы мне шею голыми руками, если бы захотел. Но сейчас дракон как будто отдавал мне себя — он не уклонился от моего прикосновения, а наоборот, запрокинул голову, полностью открывая шею.
— Бей над ключицей, — сказал он, кладя затылок на край ванны и поглядывая на меня из-под полуопущенных век. Губы его приоткрылись, белые зубы влажно блеснули — он улыбался.
38. Наследие Мелюзины (часть вторая)
— Значит, угадала? — я нажала на ямку между ключицами посильнее, а дракон даже не пошевелился.
— Самое незащищенное место, — подтвердил он. — Бей сюда или в основание хвоста.