Монгол. Черный снег (СИ)

Но чем сильнее я старался держаться в стороне, тем ближе она становилась. Тем больше она ломала стены, которые я выстраивал между нами. Как бы я ни пытался быть холодным, её тепла хватало на нас обоих. С каждым годом она всё больше вползала под кожу. Я смотрел на неё и видел не девочку, а женщину, от которой сносило голову. Всё, что я когда-то воспринимал как отцовскую заботу, превратилось в желание, в боль, в жажду. Эта потребность быть с ней — она стала почти невыносимой. И мне было плевать, сколько раз я говорил себе, что так нельзя. Я продолжал сгорать, мучить себя, тонуть в этом запретном, отчаянном чувстве.

А потом я понял: её нужно будет отдать. Когда-то её нужно будет отдать какому-то ублюдку, который поведёт её под венец. Кому-то, кто сможет быть с ней открыто, кто сможет сделать её счастливой, кто будет любить её так, как я не могу. Внутри меня что-то оборвалось, когда это дошло до меня. Она станет чьей-то женой. Чей-то чужой, проклятой собственностью. Какой-то сволочи, которая никогда не будет любить её так, как люблю её я. Какому-то счастливому ублюдку, который сможет с ней быть, трахать ее своим стоячим членом. Я думал, что эта мысль меня просто уничтожит.

И тут я понял, что не смогу её отпустить. Чёрт, у меня при мысли об этом начинали трястись руки. Я видел, как она идёт по этой комнате, как её фигура скользит в свете, как её белоснежные волосы рассыпаются по плечам, как она улыбается, и мне хотелось сломать всё вокруг себя. Хотелось разорвать в клочья того, кто когда-нибудь посмеет к ней прикоснуться. Я не могу этого вынести. Не могу даже подумать об этом без ярости. Я знаю, что когда-то увижу её с другим, и что тогда я буду готов убить.

* * *

Помню этот вечер, как проклятое пятно, которое ни стереть, ни выскрести из памяти. Гребаный, никчемный вечер. Мне тогда было двадцать один. Я всерьёз пытался убедить себя, что смогу жить, как все. Что это дерьмо во мне — оно пройдёт, отступит, что я смогу стать нормальным. Счастье, удовольствие — казалось, простые вещи, доступные всем, кроме меня. Я думал, что если достаточно стараться, то получится.

Тархан, брат мой, грёбаный добряк, решил, что мне просто нужно толкнуть меня в эту бездну с головой. Он увидел, что я страдаю, но не понимал, откуда это дерьмо лезет, насколько всё сгнившее внутри. Ну, он и устроил мне "помощь". Однажды вечером просто привёл её. Она была красивая, да что там — изумительная. Тёмные волосы, уверенный взгляд, руки нежные, а в глазах что-то вроде… понимания. И опыт, блин, в каждом её движении, в каждом её прикосновении. Как будто она знала, что делать с мужиками вроде меня. Она знала, как смотреть так, чтобы пробирало. Как коснуться так, чтобы в тебе что-то, сука, дрогнуло.

Тархан, этот весёлый засранец, хлопнул меня по плечу перед тем, как уйти, ухмыльнулся: "Давай, брат, расслабься, всё будет в порядке." И ушёл, оставил нас одних. Чёрт, я действительно хотел, чтобы всё получилось. Убеждал себя, что смогу. Что, может быть, хоть сегодня мне удастся почувствовать себя, как все нормальные люди. Чёрт побери, что за наивная тупость.

Она подошла ко мне, мягко касаясь, наклоняясь ближе. Ладонь её теплая, уверенная, она взяла мою руку, подвела её к своему лицу. И я, как дебил, стоял, позволял ей вести, пытался почувствовать что-то кроме ледяного страха, который медленно начинал выползать изнутри. Она приблизилась, её губы почти коснулись моих… Поцелуй, жар, страсть…на мгновение, а потом она потянулась рукой к моему члену и пиздец. И в этот момент меня как ледяной водой окатило. Лицо девчонки исчезло, и вместо неё — она. Этот уродливый призрак моего прошлого, который сидит во мне, как чёртов паразит.

Картинки вспыхнули перед глазами. Её омерзительный голос, холодные, липкие руки, которые держали меня, тащили в грязь, ломали меня каждый грёбаный раз. Эта сука, эта… эта мразь, которая сделала из меня отброс. В голове всё смешалось, обожгло, как огонь, и меня от неё буквально вывернуло.

Желание? Ха, исчезло в ту же секунду, будто его и не было. Член обмяк. Я остался с пустотой. Холодной, мёртвой пустотой, от которой в груди образовалась ледяная дыра. Девушка заметила. Чувствовала, что я замер. Глядела на меня — с жалостью, наверное, или с непониманием, я хрен его знает. Хотелось объяснить, сказать что-то, но язык прилип к нёбу, а слова застряли в горле.

— Уходи, блядь! Сейчас уходи! — только и смог выдавить.

Она молча кивнула и вышла. Поняла сразу, что здесь что-то не то, что тут дело не в стеснении, не в грёбаной застенчивости, а в какой-то тёмной, уродливой трещине, которая проходит через всё моё ебучее сознание. Как только дверь за ней закрылась, я схватил бутылку, стоявшую на столе, и начал пить, как в последний раз. Хотелось заглушить эту пустоту, эту мерзость внутри, залить её алкоголем, утопить в этом дерьме, чтобы хоть на мгновение забыться. Но ничего не помогало. Этот яд, эта отрава — она засела во мне слишком глубоко.