Монгол. Черный снег (СИ)

Она молодая, чёрт побери, у неё вся жизнь впереди. Она заслуживает кого-то настоящего, сильного. Мужчину, который может дать ей то, чего она хочет, чего она достойна. Любовь, безопасность, уверенность. Всё, что я разрушил в себе до основания. Я даже как мужчина ей ничего не дам. Чёрт, я… я просто не могу. И если она останется со мной, всё, что её ждёт, — это боль. Разочарование. Стыд, если этот мир узнает, о чём мы с ней молчим.

Да и как мужчина… Какой из меня, к чёрту, мужчина? Все эти годы пытался, рвался, думал, что смогу, что получится… Но каждый раз это дерьмо всплывает из прошлого, как проклятая грязь. Стоит прикоснуться к женщине, как я чувствую, что внутри всё сжимается в комок, словно ржавые ножи вонзаются в сердце. Невозможно. Я сломан до такой степени, что её нежность меня пугает. Чёртов импотент — вот кто я на самом деле. И сколько бы я ни пытался доказать себе обратное, каждый раз это заканчивается одним и тем же. Холодная, леденящая пустота, которая давит меня до боли.

Диана заслуживает кого-то, кто сможет ответить ей, кто сможет дать ей всё, о чём она мечтает. А я… я способен только на одно: оттолкнуть её, сделать больно, оставить ей рану, которую она будет зализывать всю свою жизнь. Боль — единственное, что я могу ей дать, если она останется со мной.

Иногда она смотрит на меня, смотрит так, что я не могу выносить этот взгляд. В этих глазах слишком много. Нежность, боль, понимание, как будто она знает обо мне всё. И, сука, это хуже всего. Она понимает меня, видит меня насквозь. И принимает — даже то, что я ненавижу в себе. Я-то знаю, что заслуживаю этого меньше всего. Я — не то, что ей нужно. Я — тьма, грёбаная яма, которую она хочет заполнить, осветить, но даже не понимает, как глубоко эта тьма засела. Как только она приблизится слишком близко, эта тьма сожрёт её, затянет, не оставит ничего.

И это понимание сводит меня с ума. Я хочу её. И я не могу её иметь. Хочу притянуть её к себе, взять, почувствовать её кожу под пальцами, эти губы, её дыхание рядом. Хочу так, что почти больно. И в то же время знаю, что не имею права, что это желание уничтожит нас обоих. Я — не тот, кто сможет сделать её счастливой. Никогда.

Я должен держаться подальше. Ради неё, ради её будущего. Ради того, чтобы она нашла кого-то лучше. Потому что, если она останется со мной, ей придётся жить в темноте. Жить в этой грязи, в этом проклятом прошлом, которое я несу за собой.

С самого начала я любил её, как ребёнка. Я помню, как она появилась в моей жизни — маленькая, испуганная, с широко раскрытыми глазами, в которых уже тогда отражалось слишком много боли. Она была почти моей ровесницей по этому самому опыту, по этой тьме, что пряталась за её взглядами, за осторожными прикосновениями. Мы оба были с надломленной душой. Я знал, что она нуждается в защите, и готов был отдать всё, чтобы она никогда больше не узнала, что такое страх.

Сначала я оберегал её, как свою дочь. Заботился, закрывал собой от её демонов. Хотел, чтобы она чувствовала, что есть кто-то, кто за неё умрёт, если понадобится. Мой мир тогда свёлся к одному — она должна быть в безопасности. Я этого хотел так сильно, что временами боялся себя. Этот страх — потерять её — был иррационален, дик, я сам понимал, что это не нормально, но всё равно не мог его сдержать. Если она вдруг исчезала с поля зрения хотя бы на минуту, у меня внутри всё переворачивалось. Казалось, что её у меня заберут, украдут, что её снова ранят, и я не смогу ничего сделать.

Глава 16

Но со временем эта любовь начала меняться. Сначала это было, как лёгкий укол, как лёгкое беспокойство, которое я гнал от себя, отмахивался. Я думал, что если буду делать вид, что ничего не происходит, то смогу сохранить её для себя в том образе, в котором привык её видеть. Моя девочка, моя маленькая Диана, которую нужно защищать, оберегать, спасать. Но чёрт возьми… она росла. С каждым годом, с каждым её словом, взглядом, улыбкой, что-то во мне менялось.

Я видел, как она становится женщиной. Я видел, как её детская неуклюжесть сменяется грацией, как в её глазах появляются искры, как её смех становится другим. Звонким, глубоким, настоящим. Она становилась сильной, красивой, и я не мог это игнорировать. И это бесило меня. Бесило, что я начинаю замечать её, как мужчину замечает женщину. Это чувство было для меня невыносимым — запретным, как яд, который нельзя даже поднести к губам, не то что выпить.

Я злился на себя. Старался оттолкнуть её, держаться подальше. Старался быть холодным, резким, строгим. Иногда нарочно не разговаривал с ней, когда она пыталась подойти ближе. Отворачивался, когда она спрашивала, что со мной не так. Она заслуживала простого счастья, она заслуживала кого-то, кто сможет быть рядом с ней, кто не будет вот так, как я, сдерживать это дикое желание, задыхаться от неё, сходить с ума, держась за остатки своего ебучего самоконтроля. Я зверь, одинокий, злой, дикий. С таким, как я, нельзя. Я только сделаю ей больно.