Моника 2 часть

Не слушая воплей Айме, отчаянно звавшей, не поворачивая головы на умоляющий голос из окна, Хуан уходил, пересекая двор с одной мыслью, был одержим только одним: отомстить… Отомстить, используя то же оружие, которое, как он думал, использовали против него: обман и хитрость… Отомстить, постепенно причиняя все большую боль, разрушая удар за ударом другие жизни, как уничтожили его мечты. Из-за дьявольской алхимии интриги, которая его волновала, ненависть стала еще более жгучей, но не из-за женщины, обманувшей его, и даже не из-за Ренато, в чьих венах текла братская кровь. Из-за Моники де Мольнар, хрупкой женщины, ползающей у его ног, убедившей его окончательно; из-за той, которая нацелилась выиграть битву, надавив на жалость и сострадание. Внезапно он подумал о ней: с какой яростью, с каким страстным желанием мечтал он обладать ею по своему капризу на палубе Люцифера, как самым богатым трофеем за всю жизнь пирата, как собственностью, за которую отчаянно боролся, как всегда было в его жизни, в войне против всего мира, где он родился, боролся за крышу над головой, за хлеб в детстве, против отвергнувшего его общества, против всех, наконец… против всего и всех…!

Айме спрыгнула из узкого окна, ударившись о землю; от боли она зашаталась, потащила за собой ушибленную стопу, сделала несколько шагов, не зная, куда идти… Хриплый крик беспокойства и отчаяния вырвался из горла:

- Хуан… Хуан!

- Айме! Почему ты так кричишь? Ты обезумела? – сделала замечание Моника, понизив голос, приближаясь к сестре.

- Хуан! Хуан! Найди его, беги за ним, Моника! Останови его, позови! Он сошел с ума!

- Он хотел уйти и ушел. Он ушел!

- Он не уехал, Моника! Он спятил! Он хочет отомстить!

- Его единственная месть – сдержать слово, которое он дал мне: уехать навсегда. И на этот раз бесполезны твои крики и слезы… Он ушел навсегда! Я со слезами и мольбами умоляла пообещать мне, и он сдержит обещание…

- Не будь дурой! Я же сказала, он не уехал. Ты не поняла? Не уехал! Он остался, чтобы отомстить. Он сказал, что женится на тебе, чтобы наказать меня, чтобы свести с ума, чтобы я знала и еще сильнее страдала, он знает, что больше всего на свете меня ранит то, что ты… что ты и он…!

Свирепо, Моника де Мольнар встала перед сестрой. Белые руки вцепились в плечи Айме, крепко держа, он тряхнула ее, заставляя смотреть в лицо, в глаза, где сверкали молнии, и возмущенно приказала:

- Замолчи! Замолчи! Не говори больше ни слова, потому что я не отвечаю за себя! За кого ты меня принимаешь? Думаешь, что я такая же, как ты, гнилая, презренная распутная женщина? О чем ты вообще думаешь? Замолчи уже!

- Это тебе нужно замолчать! Ты либо не знаешь, что произошло, либо не хочешь знать! Или может быть, ты уже знаешь и согласилась уехать с ним!

- Уехать с кем? О чем ты говоришь?

- Ты только исследуешь мои действия, упорно стремишься соревноваться с теми, которые любят только меня… Сначала Ренато, а затем Хуан…!

- Замолчи! – воскликнула выведенная из себя Моника, дав звонкую пощечину Айме.

- Моника! Айме! Что это? – удивился Ренато, который молча подошел к возбужденным сестрам.

- Ренато! Ты видел… – забеспокоилась Моника.

- Я увидел, как ты дала пощечину сестре, понимаю, что это было необходимо…

- Моника не простила, что я раскрыла ее, – прервала Айме, владея ситуацией. – Она вне себя, потому что ты узнал, потому что заставил ее выходить замуж… И на это ей нечего возразить. В этом, я думаю, ты превзошел себя… Если она не хочет исправлять это, зачем ты принуждаешь ее?

Моника сжала губы, опустила глаза, отступая до тех пор, пока не оперлась на колонну, и сильный гнев, что зажег ее кровь, сменился на холод, свинцовой тяжестью проникнув в тело и душу… И она слушала, словно через множество вуалей, безразличная к жестоким словам сестры:

- Она как сумасшедшая, и поэтому я прощаю ей плохое обращение. В конце концов, этот вопрос касается не только тебя, Ренато. Будет лучше оставить в покое Хуана Дьявола, отправить маму с Моникой в Сен-Пьере; сжалься надо мной, потому что я уже не могу… я не могу больше!

Она плача кинулась в объятия Ренато, но он холодно отстранился. Он смотрел только на Монику: на измученное тело у колонны, сжатые губы, закрытые глаза, голову, поднятую вверх в горькой позе наивысшего отчаяния… Спокойно и сдержанно он сказал:

- Если Хуан действительно имеет долг перед тобой, Моника, то тогда нужно принять этот долг. Если ты действительно имела слабость кинуться в его объятия, то нельзя, чтобы такая женщина, как ты, отказалась выйти замуж… Плохо или хорошо, но ты должна так или иначе это сделать, а если тебя пугает его скромное положение, то после свадьбы вещи изменятся. Прости, если настаиваю, но у меня есть абсолютная необходимость знать, любишь ли ты Хуана, любила ли, была ли его, ты, ты… А если так было, то ты не можешь отвергать то, что я предложил тебе – единственно справедливое и порядочное – стать его женой…

- А если она не любит его? – взбунтовалась Айме.

- Я люблю его, Ренато. Я выйду замуж, уеду с ним туда, куда он отвезет меня. Я говорю да, и это мое последнее слово!