Монохромный человек (СИ)

Дома, я завела его на кухню, на нашу кухню, на третьем этаже, где могут появляться только дядя Сигизмунд, я, и Федя.

Но, пока хозяин дома отсутствует, а его помощник пошел вообще неведомо куда, я нарушила одно из правил дяди Сигизмунда.

«На третий этаж всем посторонним вход строго воспрещен!»

— Присядь вот здесь, пожалуйста. — попросила я вошедшего следом за мной Мирона.

Он послушно уселся на стул с высокой спинкой.

Его немедленно заинтересовали стоящие рядом фотографии.

— Ух ты, — засмеялся он и показал на одну из фотографий. — Это ты такая кроха?

Я обернулась. В руках у Мирона я увидела старую фотографию.

На ней мои родители, дядя Сигизмунд и я, на плечах у своего отца.

Там мне четыре года.

Меня кольнуло смущение и легкая стыдливость. Мне не очень хотелось, чтобы Мирон разглядывал мои личные, семейные фотографии. И тем более брал их в руки.

— Да, это я. — ответила я.

— А рядом твои родители, да? — спросил Мирон. — У тебя очень красивая мама.

— Спасибо. — я открыла дверцу с домашней аптечкой и выволокла оттуда громадную коробку с разнообразными медикаментами.

Среди вороха баночек, блистеров, спреев, упаковок пластырей я нашла зелёнку, и упаковку бинтов синего цвета.

Весь этот громадный медицинский арсенал (у нас таки три коробки) моя личная заслуга.

Это я убедила дядю Сигизмунда, что в доме должно быть всё, от зеленки, черт возьми, до сильнодействующих антибиотиков.

Дядя сопротивлялся до самого первого случая, когда чем-то траванулся.

Ох и полоскало же его тогда!

Небольшим, но важным познаниям в медицине я обязана разным людям.

Начиная от личного врача фигуристов в «Княжеском» Дворце спорта, и заканчивая наставлениями от Стаса.

— Ника… — Мирон хотел что-то спросить но, видимо передумал и замялся.

— Ты хотел спросить где мои родители? — не оборачиваясь озвучила я его желание. — И почему я собственно живу у дяди?

Мирон был не из застенчивых.

— Да. — признался он. — И ещё, почему ты приехала в Россию? Что в Польше плохо?

Плохо? Да нет, почему же. Смотря кому. В целом всё нормально, наверное. Только вот мне там подписан приговор.

Нет, я утрирую конечно. Никто прямо с ходу стрелять и убивать меня не станет, но… Мои родственнички уж точно захотят вернуть меня обратно.

Я всё же Лазовская. И, как выяснилось могу на законных основаниях претендовать на весьма существенный кусок общего наследства. Включая долю моего отца, деда и бабушки, которые, как мне известно всё отписали своему сыну Роджеру. То есть моему отцу. А за ним в очереди наследования сразу иду я.

Так, что в Польшу мне путь заказан. А иначе меня там очень быстро запрут в домашних застенках, и по достижению совершеннолетия вынудят отказаться от наследства. А потом… Потом меня бы нашли где-то в пригородных лесах… И вряд ли бы об этом вообще кто-то узнал.

— Это всё очень долгая история, Мирон. — я вооружилась всем нужным для перевязки ран и направилась к нему. — И к тому же это личное.

Я села напротив него и положила лекарства на стол.

Первым делом нужно было промыть рану перекисью водорода и остановить кровь.

Смочила ватный диск, и наклонилась к Мирону.

Он с полуулыбкой смотрел на меня. Я старалась не обращать внимание на его взгляд. Мне пришлось близко наклонится к нему. Очень близко. Слишком…

И этот гад в упор, в наглую вызывающе меня рассматривал.

Мне стало так неловко, как будто я… без одежды перед ним

У меня дрожали руки и трудно было сосредоточить мысли на его ранах.

— Ты не мог бы смотреть в сторону. — попросила я.

— Не-а. — усмехнулся он.

— Мирон, пожалуйста… — я вздохнула. — Мне так не удобно.

— Я тебя смущаю? — победно улыбнулся он.

Да, морда ты наглая, подумала я. Смущаешь! И ты прекрасно это знаешь!

— Мирон… Пожалуйста, мне не удобно. — пожаловалась я слегка раздраженно. — И это тебе не шутки. У тебя серьезно кровотечение, между прочим. Может и зашивать вообще придется.

— Ещё чего! — фыркнул Мирон. — Не хочу никого обижать, но твой друг дерется, как как первоклассник.

— Мне все равно, кто из вас лучше дерется. — отрезала я. — Главное, что оба побитые, с у тебя вон бровь и губа, а у него нос и что-то челюстью. Кому всё это нужно?

— Он первый начал. — обиженно ответил Мирон. — Я его пальцем не трогал.

— А это уже неважно. — с хмурым видом ответила я, сосредоточенно и бережно промокая ватным диском рану возле левого края губ.

Я отложила диск в сторону. Он был весь пропитан кровью Мирона.

Я снова промыла его рану.

— Не больно? — боязливо спросила я.

— Нет. — улыбнулся он. — Я даже рад, что твой друг наградил меня этими царапинами…

— Ничего себе царапины! — фыркнула я.

— Ну, зато благодаря ним я сейчас здесь с тобой, и ты впервые за последние несколько дней так близко от меня.

От его слов у меня чуть бытулек с перекисью не выпал. Я его еле удержала.

Дыхание сбилось, горло сдавило, с готовностью лихорадочно затрепетало сердце в груди.

И такое буйное, беспокойное чувство неистово скакало и бесилось во всей плевральной полости.

От локтей до плеч по нарастающей поднялась противоестественная дрожь, кожу пекло в нескольких местах, горели щеки, стало жарко где-то внутри, глубоко во мне.