Монологи и диалоги о постмодерне и постмодернизме

Если для сциентистов истина добывается субъектом, беспристрастно препарирующим объект, то для экзистенциалистов истина открывается человеку в экзистенции – непосредственном переживании, а значит и понимании им своего существования – себя и бытия. Специфика этого переживания у разных авторов различна. По К. Ясперсу, подлинная экзистенция переживается в «пограничных ситуациях» – смерти, страдания, борьбы за обыденное существование, неизбывной виновности и представленности воле случая, которые человек не в состоянии изменить. От неизбежных в жизни опасностей и крушений человек ищет убежище в достижениях науки и техники, в поддержке со стороны общества, семьи, в вере и духовности. Однако все это – частности в мире тотальной ненадежности, которые не устраняют постоянной угрозы человеческому существованию[105]. Для Ж.-П. Сартра каждый человек ничем не предопределен, уникален и не может быть объяснен ни ценностями, ни социальными предписаниями. Поэтому экзистенция – это процесс творения человеком себя посредством свободного выбора. Оборотной стороной его свободы и опоры только на самого себя выступает чувство тревоги. У Н. Аббаньяно основным инструментом философского анализа является возможность, противопоставляемая необходимости. Существуют и другие интерпретации, но все они едины в том, что экзистенциальная истина не есть нечто цельное, тотальное – она находится в процессе постоянного становления, и поэтому всегда не завершена (подобно постмодернистскому знанию).

Несмотря на то, что опыт каждого человека уникален, он не является зацикленным на себе «интроспектом». Человек всегда включен в конкретные жизненные ситуации, и поэтому должен соотносить себя с другими людьми. Эта проблема интерсубъективности решается посредством раскрытия (по К. Ясперсу, «прояснения») экзистенции в процессе экзистенциальной коммуникации, когда люди открываются друг другу как самоценные неповторимые личности и становятся соучастниками экзистенциального переживания. Однако эти интеракции небеспроблемны и могут быть связаны с агрессией и борьбой.

В последней трети XX века помимо противостояния происходит конвергенция сциентистских и антисциентистских взглядов, в наиболее явном виде проявившаяся в постпозитивизме. Напомним, что в концепции рационального поведения К. Поппера любое коллективное, а тем более индивидуальное знание, в том числе и научное, существует в виде предположений, носит гипотетический характер, подвержено ошибкам и не позволяет сформулировать всеобщие законы. Поэтому ученый отстаивает либеральный взгляд на рациональность, связывая ее с сотрудничеством и конкуренцией между множеством действующих индивидов. Последние, с одной стороны, преследуют собственные цели, с другой, – находятся друг с другом в состоянии постоянного диалога по поводу возникающих противоречий. Этот диалог носит рациональный характер в том смысле, что принимает во внимание доказательства, а не личность и статус доказывающих. В соответствии с этим система коммуникации действующих и конкурирующих друг с другом субъектов должна быть основана на признании всякого, с кем общаются, потенциальным источником разумной информации и доказательств (принцип толерантности)[106].

Критический рационализм К. Поппера – программное положение постпозитивистов. Так, И. Лакатос провозглашает принцип фальсификации знания, П. К. Фейерабенд – эпистомологический анархизм как отсутствие универсальных методологических правил, М. Поланьи – фидуциарный посткритический подход, в соответствии с которым мы полагаем больше, чем можем доказать, и знаем больше, чем можем выразить словами. К постпозитивизму близки взгляды неорационалистов (Г. Башляра и др.).

Помимо проведения в жизнь агностицизма как познавательного принципа можно назвать и другие факторы, объективно затрудняющие поиск научной истины: (а) истина для разных людей означает различные вещи, и ученые в этом смысле не исключение; (б) существует разрыв в отношениях между философией и наукой, инициированный еще О. Контом, в результате чего обе стороны должным образом не воспринимают друг друга; (в) возрастает дифференциация научного знания, что означает: во-первых, утрату взаимопонимания между учеными; во-вторых, все большую их специализацию и сужение областей, в которых они могут быть экспертами; в-третьих, потерю ими общей перспективы познания реальности.

Проблема перцепции истины весьма специфична и требует отдельного обсуждения[107]. Здесь скажем только, что в современной префигуративной культуре (М. Мид) происходит постоянная переоценка ценностей, изменяются жизненные установки и представления людей о мире, о себе и об их месте в этом мире. При этом наука все более перестает восприниматься как средство решения встающих перед людьми проблем. Поэтому каждая социальная группа решает их, опираясь на собственные ценности и представления.