Монологи и диалоги о постмодерне и постмодернизме

Ницше также причастен к нигилизму[98], под которым он понимал осознание несостоятельности как христианской идеи Бога (по Ницше, «Бог умер»), так и идеи прогресса, которую он считал версией религиозной веры. Помимо отрицания доказательств существования Создателя нигилисты отрицают объективно существующую нравственность и объективную истину, что означает отсутствие критериев предпочтения одного действия другому. Нигилизм в качестве магистрального, но тупикового направления в развитии европейской культуры рассматривали О. Шпенглер, М. Хайдеггер и некоторые другие философы.

В развитие положения И. Канта о том, что идеи разума (трансцендентальные идеи, выходящие за границы опыта) следует рассматривать «как если бы» их предметы существовали, и взгляда того же Ф. Ницше на истину как полезную ложь, на рубеже XIX–XX веков возникает фикционализм, который наиболее последовательно был развит немецким философом Х. Файхингером. Фикционализм утверждает, что все наши знания о мире суть фикции (иллюзии), которые следует оценивать лишь с точки зрения их практической полезности. Фикционализм следует отличать от прагматизма, появившегося в то же время. В фикционализме речь не идет об истине, тогда как в прагматизме вопрос об истине решается в связи с полезностью.

Теперь, когда в процессе краткого исторического экскурса мы дошли до времени расцвета промышленного капитализма и возникновения социального государства, можно поговорить и о «завоевании идеями масс людей». Период с конца XIX века до Первой мировой войны принято называть Прекрасной эпохой – эпохой триумфа автомобилестроения и воздухоплавания, бурного развития метро, успехов медицины, рождения кино, расцвета фотографии, становления модернизма в искусстве.

В конце XIX века в обществе преобладал научный оптимизм, «который заставлял людей верить, что царствие небесное того и гляди должно установиться на Земле. Огромные успехи науки и технологии заставляли думать, что разрешение всех проблем неподалеку. Ньютоновская физика была тем инструментом, с помощью которого собирались выполнить эту задачу», применив «хорошо известные принципы физической теории к конкретным случаям»[99]. Эту веру не поколебала даже свершившаяся на рубеже веков революция в физике, связанная с открытием структуры атома, созданием теории квантов и теории относительности, а также разработка неэвклидовой геометрии и теории множеств, тектонические сдвиги в химии, биологии, других естественных науках и в социально-гуманитарном знании, изначально ориентировавшемся на «точные» науки. И хотя в начале XX века научная картина мира изменилась и стала включать в себя неустранимые элементы неопределенности, сциентистское мировоззрение в обществе продолжало господствовать вплоть до середины 1910-х годов.

Здесь уместно упомянуть концепцию рефлексивной модернизации У. Бека[100], в которой проводится принципиальное различие между рефлексией как социальным осознанием и осмыслением процессов, порождаемых современным обществом, и рефлективностью как столкновением общества с последствиями своего функционирования. По Беку, именно рефлективность является движущей силой истории. Помимо непроизвольного и незаметного столкновения общества с результатами своего развития, постепенно аккумулирующего какую-либо проблему до достижения критической массы, случаются и столкновения заметные – одномоментные и очень болезненные. В начале XX века наиболее заметным столкновением людей с реальностью стала трагическая гибель «непотопляемого» английского океанского суперлайнера «Титаник» ночью 14 апреля 1912 года[101]. Эта крупнейшая катастрофа на море привела к серьезному сдвигу в сознании людей той эпохи. Морские пути были сдвинуты к югу, был введен ледовый патруль и обязанность принимать меры по сигналам предупреждения. Появился новый стандарт поведения в чрезвычайных обстоятельствах, который был показан, прежде всего, большинством пассажиров первого класса, музыкантами оркестра и командой «Титаника». Но главное – была поставлена под сомнение абсолютная надежность техники и понята непреходящая важность человеческого фактора при управлении ею.

К концу Прекрасной эпохи научный оптимизм идет на убыль. Вот что уже в 1918 году пишет Н. Бердяев: «Мы живем в эпоху, когда истину не любят и ее не ищут. Истина все более заменяется пользой и интересом, волей к могуществу. Нелюбовь к истине определяется не только нигилистическим или скептическим к ней отношением, но и подменой ее какой-либо верой и догматическим учением, во имя которого допускается ложь, которую считают не злом, а благом»[102]. В качестве примеров таких догматических учений Бердяев называет марксизм и техницизм. Кроме того, в 1920–30 годы в агностическом лагере набирают силу философия жизни, прагматизм и феноменология, возникают философская антропология, экзистенциализм и персонализм.