Монструм

– В скором времени, – пообещала она. – Даже если место покажется вам опасным, я клянусь обеспечить безопасность твоим подчиненным, чтобы они успели сделать все необходимое.

– Тогда хорошо, – проговорил он, сжимая лежавшие на столе кулаки.

– И ты не будешь охотиться за протектором.

– Только если он сам ко мне придет.

Хель встала и со вздохом закатила глаза.

– Надо просить за столь бездарные дела втрое больше.

Дэларша как правовед умела заключать духовные контракты намного сильнее того, которым связали себя Меркурий с Меморой. Стеф наблюдал, как сверкнула стеклянная пластина, как на ней появились подробности договора со всеми требованиями и условиями. Затем звезды пролили на него по капле своей крови. Только если Поллукс уколол палец, то Мемора протянула пузырек с серебряной жидкостью, заготовленной для траты на манипуляции. Хель на всякий случай проверила, на самом ли деле это кровь Меморы, и, удостоверившись в подлинности, завершила сделку: пластина обратилась в две мерцающие нити, без следа вросшие в руки звезд.

– Контракт действителен на протяжении одного эллера, – сообщила Хель. Черные псы вновь стали тереться об ее ноги. – Если кто-то нарушит условия соглашения, то его душа будет во власти другого. Навсегда.

– С одной стороны, мне даже хочется, чтобы ты меня обманула, лучик, – сказал Поллукс Меморе. – Я бы нашел тебе применение.

– Как-нибудь в другой раз, – холодно ответила она. – Пусть Свет озаряет ваш путь. Стефан, идем.

Стефа не нужно было долго уговаривать, он поспешил за звездой, стараясь игнорировать морды псов, повернувшиеся вслед за ним. Когда они вновь оказались у скованного льдом водоема, вдали от других заоблачников, Стефан тяжко выдохнул и сказал:

– Я так и не понял, зачем ты меня с собой потащила.

– Все просто, – вздохнула Мемора. – Безопасность. Если бы пострадал протектор, начались бы серьезные разбирательства со стороны Света. Как бы они ни оскорбляли тебя, а трогать протекторов не решатся. Не в подобной ситуации.

Почему-то Стефа даже не задело то, что его использовали.

– Так значит, Макс теперь монструм, да? С чьей душой он слился?

– Не знаю.

– Ты же сказала… – Он осекся и с уважением посмотрел на Мемору. – Ах ты… хитрая звезда.

– Он уже не в первый раз ведется на блеф, – с тихим удовлетворением сказала она. – К тому же Опаленный правда боится за этот осколок. Было легко.

– Но выходит, твой информатор не такой уж и всезнайка?

– Как раз наоборот. – Мемора отрешенно уставилась вдаль. – Он знает слишком много. И большую часть от меня утаивает.

Глава XVIII Дорогами памяти

Я пытался подобрать слова, но ни одно из них не казалось подходящим. Вряд ли на человеческом языке вообще можно найти что-то нужное. Волнение разрывало изнутри.

– Вы же одна из звезд… Из сильнейших.

Я чувствовал это, не мог ошибаться. Бетельгейзе проницательно кивнула.

– Это тебя обескураживает?

– Да… То есть нет… – Я замялся, чувствуя себя последним идиотом в Солнечной системе. – Вы паладин, верно? Вас всего тринадцать, вы – сильнейшие в Магистрате, его верхушка.

– И я первая из них, – без всякого хвастовства сообщила она. – Выше нас только Верховный. Если ты становишься паладином, то по закону обязан входить в личное подчинение Верховного, быть его защитой, опорой и главным советником. И, говоря с тобой, я продолжаю делать это для Оттаны Устремленной.

Недавно умершая Верховная Света. Девять тысяч четырнадцатая. Как можно понять, выучить имена всех когда-либо правивших звезд – дело очень непростое.

Кивнув, я заставил себя посмотреть в ее глаза. Уму непостижимо. Это Бетельгейзе. Она была далеко не самой большой звездой во Вселенной, но сила ее эфира пронизывала меня рентгеном. Все оказалось заполнено им, словно водой.

– Тебе незачем волноваться, протектор. Я много раз говорила с подобными тебе, и не нужно думать, что если я стою на верхах Света, то отворачиваюсь от более слабых рас.

– Люди очень преуспели в классовом неравенстве, – выдал я, а затем быстро добавил: – Что вы делаете на Земле?

– Я и другие паладины сейчас странствуем по населенным планетам. Мы подготавливаем их к выборам нового Верховного. Как ты сам заметил, это оказалось очень кстати. – Тут звезда внезапно похолодела. – Ведь на Терре творится нечто из ряда вон выходящее.

Что-то промелькнуло в ней такое, от чего мне стало жутко.

– Мое состояние называют монструм, – пробормотал я. – И неспроста. Для других я явно стал чудищем.

Заоблачница склонила голову набок.

– Ты так считаешь? Думаешь, это истинное понятие этого слова? На нашем языке оно не значит ничего ужасного, хоть и содержит намек. Монструм – носитель души с отклонениями. Странными, редкими, необъяснимыми, но не обязательно чудовищными. Ваши приземленные извратили значение термина «монстр». Все неизвестное кажется им неправильным и страшным, не имеющим права на жизнь. Потому они так боятся тех, кто отличается от большинства.

– Я не хотел становиться им, – честно сказал я, выпрямившись. – Это со мной сотворили, и это спасло мне жизнь.

– Каким образом? – полюбопытствовала палладин.