Читаем Монстры полностью

                 Повялить интимную гущу дождя                 До сущих с обеих сторон препирательств                 Ах, доченька, ты не узнала меня                 Иди ко мне! с котиком перебирайтесь                 Своим                 Ко мне                 Прямо завтра же                 И станешь среди прочих                 Как тоненькая изоморфная сеть                 А я вишенкой мерзлой висеть                 Буду                 В сторонке                 Казалось, что совестью совесть пырни                 Ан нет вот, назад все пошло-покатило                 У нас-то                 И брошенный Бабелем томик Парни                 Над братьями Гримм и злодей Чикатило                 Уснувший                 Где Тобик и Мурка со свечкой стоят                 И третьего крестят, а и тихо едят                 Четвертого                 Некоего

Пустота

1994

Предуведомление

Конечно же, проблема пустоты и идея нуля – по преимуществу идея и проблема актуализированные и в чистоте артикулированные в пределах индуистской культуры и ее буддийских изводов. В иудео-христианском мире с античным предшествованием это объявилось в практике и теории апофатики, текстах Августина и Мейстера Экхарта. Но все же они понимают пустоту скорее как предел антропологической способности разрешения. В пределах положительно определяемого Бога понятие тотальной, абсолютной пустоты невозможно в той чистоте, ясности, смелости и откровенности, как в индуизме и буддизме. А ведь идея интересная и захватывающая даже.

* * *

Говорят, что пустоту можно описывать как наличие ее самое, как отсутствие любого иного – оба способа относительно корректны

* * *

Говорят, что одно абсолютно присуще абсолютной пустоте – ее неупоминание

* * *

Говорят, что в разных местах разные пустоты, но не по смыслу, а по опасности

* * *

Говорят, что раньше гораздо более часто встречали пустоту, но в более оформленном и осмысленном виде, так что от нее были вполне осмысленные и амбивалентные последствия

* * *

Говорят, что пустота проявляется при абсолютном сходстве всего со всем, все это другая пустота, чем наша

* * *

Говорят, что лучше не думать о пустоте, так как думать о ней неправильно опасно, а правильно – практически невозможно

* * *

Я не люблю пустоту, потому что все равно я ее никогда не пойму

* * *

Я не люблю пустоту, потому что когда о ней говорят, мне становится грустно

* * *

Я не люблю пустоту, потому что она и не требует любви, и я соотношусь с ней соответствующим нам обоим образом

Иное

1994

Предуведомление

С одной стороны, вычислить иного легче всего – ровно противоположное по всем векторам и параметрам, кроме специальных случаев смещенных иных с некоторыми или с одним совпадающим параметром. Но с другой стороны, определяя его как полную и абсолютную противоположность, мы лишаем себя каких-либо возможностей прямого и телесного контакта. Остается одна метафизическая интуиция, которой почти всякий обладает в полной мере, просто не отдает себе в этом отчет и неправильно понимает ее данные.

* * *

Бывает, иному плохо, и он воет долгой морозной ночью

* * *

Бывает, иному хорошо, и он зыркает по сторонам быстро-быстро

* * *

Бывает, много иных и между них возникает некий род сегрегации

* * *

Бывает необходима оценка иных по квазиантропологическим параметрам и зачастую неизбежны обоюдные фатальные издержки

                 Ведь вот, от пыли земляной                 Одной и той же пыли снежной                 Взошли и ты, и твой иной                 Но только он иной и нежный                 А ты – угрюмый и натужный                 Что скажешь ты – он скажет тут же                 То же самое вроде                 Но нежнее                 Вот ты живешь, безумно тужишься                 Исходишь кровею и гноем                 Почти до вечности дослуживаешься                 Трудовой                 А все достанется иному                 А он среди лугов цветы                 С улыбкой собирает, Господи                 Все время                 Да это же почти что ты                 Да ни морщиночки, ни проседи —                 Все иное                 Вот девочка, словно змея                 Да и змея на самом деле                 В метро сидит и на меня                 Глядит                 Я прыгаю и в ее теле                 Оказываюсь                 И в качестве себе иного                 Я в ней живу, и все мне ново                 Вокруг

* * *

Одна меня спросила: А как ты можешь определить, где ты, а где иное? – Я попросил кого-то объяснить ей

* * *

Однажды мне стало ясно, что изначально иной я есть сам и просто существует проблема обратимости – да какая, в сущности, проблема?!

* * *

По поводу иного нет иных свидетельств, кроме чистоты ощущения и смелости принятия

Кормление

1996

Предуведомление

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия