Читаем Монстры полностью

И вдруг резкий взрыв эмоций, слезы, крики дикие, конвульсивные движения и восклицания: Я не могу! Не могу! – Чего же ты не можешь? – Всего не могу! И этой катастрофы где-то на планете не могу вынести. И сдачу Константинополя туркам! И гниение внутри себя, да и снаружи! и детство, и детство, детство! память о нем непереносима! и смерть кошки моей возлюбленной непереносима для меня! – Успокойся, успокойся! – Нет, нет! а особенно картины моего внутриутробного существования трогают меня до полнейшей потери сознательности! и эти руки и ноги оторванные не могу перенести! и эти внутренности! О, как я им всем сострадаю! как болею о них! как мне больно! сладко и прекрасно! как чудно и восхитительно! – это все повергает меня в прямое восхищение промыслом Господним и неисповедимостью всяческого пути и я выставляю индекс Я

* * *

Оглядывая последнюю картину радующей трансформации, во избежание нежелательных трагических сломов и изменений, а также по реальной причине невозможности добавить что-либо, выставляю индекс точка (.) и получаю ИЯ-точка

* * *

В результате складывания индексов всех, последовательно развернутых картин и сложившихся в результате этого в одну объемлющую картину, получаем генеральный объединяющий, сводящий и нередуцируемый индекс ТРАНСЦЕНДЕНЦИЯ

Трансцендирующая геометрия

1998

Предуведомление

Понятно, что мы в данной книжонке занимаемся рассматриванием геометрии не как проекции в некие дву– и многомерные пространства неких первичных, первенствующих чистых закономерностей и интуиций, но геометрии, имеющей силу, власть и желание качественного и даже нравственного внедрения в наш, увы, не обладающий чистотой незаинтересованного умозрения, мир.

Наша геометрия, посему, открывается не столько уму и созерцанию, но активной миростроительной и нравственной интуиции, и, посему же, не может иметь механизмов внутренних, пусть и основываемых на предположенном постулировании неких взятых из зоны недоказуемости, постулатов, как в обычной геометрии, внутренних самооправданий и логических самопреобразований, но принимается просто сразу и вся на веру – и это есть великое облегчение.

* * *

Черная линия, проведенная по любой поверхности, обладает двумя свойствами – она вычеркивает из списка существующего все, попадающееся на ее пути, но и наполняет тайное прорисовываемое ею пространство

* * *

Белая штриховка, нанесенная на любую поверхность, обладает двумя свойствами – она нивелирует принципиальные различия между всеми, попадающими в эту площадь, а также преобразует все на этой площади в светлый контекст

* * *

Красный круг, спроецированный на любую поверхность, обладает двумя свойствами – он как бы активирует все красноподобное в этом кругу и отменяет любую степень вменяемости извне

* * *

Серебристый шар, подвешенный над любой поверхностью, обладает двумя свойствами – он оттягивает на себя всякую имаджитивную энергию с плоскости своей проекции и в то же самое время объявляется как некое коммунальное тело всего обстояния под ним

* * *

Неровное лиловое пятно, нанесенное на любую поверхность, обладает двумя свойствами – оно образует и некие новые границы некой новой агрегатности всего, обитающего на окрашенной им поверхности, и оно разрывает старые обстоятельства, обязательства, связи, отношения, и память о всем, не подпадающем под его юрисдикцию

* * *

Зеленый угол, образованный из двух тонких лучей, с точкой схождения на некой поверхности, обладает двумя свойствами – он оттягивает в космос все, обладающее энергетийностью и мобильностью, и в то же время как бы высушивает все оставшееся для вечности

* * *

Золотой нимб, восходящий над какой-либо поверхностью, обладает двумя свойствами – он как бы ничего не требует и ничего не меняет, но в то же время наполняет любое движение, подпавшее под его сияние, чертами значительности, осмысленности, самосознания, неодолимости и неземной ответственности

О пустоте в оценочных категориях

1999

Предуведомление

Поскольку о пустоте практически ничего неизвестно, то позволительно приписывание ей любого значения. И все будет правильно, если вы имеете право на это.

* * *

Вот что я думаю о пустоте, это – 1

Вот я говорю о пустоте, это – 3

Вот я знаю о пустоте, это – 4

Вот я чувствую пустоту, это – 5

А вот пустота, но открыта только самое себе, это – 10

А вот пустота открытая наружу, это – 12

А вот я знаю о пустоте, это – 0,5

А вот я молчу о пустоте, это – 4,6

А вот я знаю и чувствую пустоту, это – 9

А вот я знаю и чувствую пустоту, но молчу о ней, это – 9,6

А вот я знаю и чувствую пустоту и говорю о ней, это – 12

А вот пустота открытая наружу и я чувствую ее, это – 17

А вот пустота открытая наружу и я чувствую, знаю ее, но молчу о ней, это – 21, 6

А вот пустота, открытая самое себе и вместе с тем открытая наружу с добавочным коэффициентом полноты, это – 25

А вот я знаю это и молчу об этом, – это 29,6

А вот я чувствую это и говорю об этом, это – 30,6

А вот я знаю о том, что знаю это, да помножим на –0,5 = –15,3

А вот я знаю, что не знаю пустоты – 0,5 х 0,5–0,25 = –0,5

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия