Читаем Монстры полностью

Планетарное же пакистояние не поддается преобразованию, но упаковывание мясными вырезками из диких кабанов охлаждает его до глубоких минусовых температур, образуя кристаллы сквозного видения

* * *

И вот берется кристалл сквозного видения и нет никаких способов воздействия на него, кроме как измельчение до уровня пыли плазменного дыхания

* * *

Пыль плазменного дыхания поддается вдыханию и смазыванию внутренней слизью, слюной, жиром, слякотью, потом, гноем, кровью, лимфой, экскрементами и выделениями, и в каждом отдельном случае получается каждый конкретно-отдельный вариант

* * *

Если взять какой-либо отдельный конкретный вариант, запаять в колбу, нагреть до предельной температуры, потом охлаждать дыханием до минусовой температуры и затем сгустками истекающих кровью младенцев до абсолютного нуля, то в ходе процесса будем получать на различных стадиях различные степени житейской вразумленности

* * *

Но и житейская вразумленность, разлагаясь до газообразного состояния и будучи абсорбированной, образует жесткий кристаллический нарост неподдельной честности на вертикальных стенках обступающего вертограда

* * *

Не надо быть большим специалистом, чтобы слой неподдельной честности соскрести со стенок и просеять сквозь решеткообразные отверстия, получая длинные струйки вразумительной податливости

* * *

Если вразумительную податливость разместить в проветривающемся месте, обложив листами мяты и покропив святой водой, то через неделю-другую мы получим пылеобразование удушливого смирения

* * *

Что же нам делать с пылеобразным образованием удушливого смирения? – разве что на обширном рынке всеобщей космической конвертируемости перевести в теплые лепешки домашнего уюта

* * *

Но и непредсказуемость теплых лепешек домашнего уюта совсем даже и не до конца непредсказуема, но как раз, напротив, очень даже предсказуема, особенно если предварительно, скажем, поместить ее в жидкий азот, где она станет твердой прозрачностью предсказуемого, хотя и немного ломкой

* * *

Твердая прозрачность предсказуемости берется в руки и в течение 5–6 лет выращивается в крупного ручного животного, совсем не обращающего на себя внимания и почти полностью преобразуясь в результате в частично испытуемую человечность

* * *

И все-таки, и все-таки, и все-таки, если частично испытуемую человечность долго-долго целовать, посыпать мягкие места воспаленнности и влажной прелости сухим пеплом отошедшего, то вот – перед вами и почти полно-явленный феномен антропоморфности

Из цикла «Азбуки»

Шестая азбука

(иерархический бестиарий)

1984

Предуведомление

Изоморфизм иерархических рядов вселенной позволяет сводить их на одном пространстве, пользуя в качестве языка описания язык одного из них (или какой-нибудь третий язык), открывая тем самым неожиданные аспекты предуготовленной гармонии мира сего.

                 Алев аглавный азверь                 Бтигр бужасный бхищник                 Вкит вогромное вчудище                 Гслон гвеликая гтуша                 Дносорог дстрашно двыглядит                 Ебуйвол ебьется едико                 Жудав жедва жидет                 Зорел злетает звысоко                 Икрокодил иглубоко                 Кмедведь каведает камед                 Ляволк лявоет лягрызет                 Макула мужас мнесусветный                 Носьминог носится немыслимо                 Орысь оты оРусь                 Пчеловек пмыслит плохо                 Рчеловек рмыслит рплохо                 Солень смыслит стоже                 Тычеловек тмыслит тплохо                 Учеловек умыслит уплохо                 Фчеловек фмыслит фигово                 Хчеловек хмыслит херово                 Цконь цмыслит цтоже                 Человек чмыслит черт-те что                 Шкоза шпыняет шавку                 Щовца щипает травку                 Ызаяц ызайчонок                 Экошка экотенок                 Юмышь, юуж, юеж                 Яклоп, ятля, явошь                 Я меньше вши

Тридцать третья азбука

(истинных имен)

1985

Предуведомление

Можно звать вещи, обзывать, призывать, обходить, отрицать, бить, поносить, оставляя ее безответной. Но тонкий, слабый укол в болевую ее точку вдруг вскинет всю вещь, заставит затрепетать ее всем организмом, вскидывая руки и ноги, взывая неведомым досель голосом – это и есть назвать вещь истинным именем.

* * *

Абулькар – истинное имя стола

Бызумшин – истинное имя дома

Валуан – истинное имя воды

Говно – истинное имя говна

Дерьмо – неистинное имя говна

Еврей – неистинное имя жида

Жид – истинное имя еврея

Забор – истинное имя зендбара

И-и-и – истинное имя иштвраца

Крокодил! – истинное имя женщины

Луна – истинное русское имя луны

Муун – истинное английское имя луны

Ноопсуам – мое истинное имя луны

Опрст – истинное алфавитное имя луны

У-у-у-у – это истинное имя луны

Фарес – это истинное имя одной вещи

Хтекел – это истинное имя другой вещи

Цмене – это истинное имя третьей вещи

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия