Читаем Монстры полностью

– Но если честно, – она даже как-то озорно и удивительно милым помолодевшим взглядом всматривалась в меня, – в наши дни разве же это не реакционно? Разве же в такое сложное и неоднозначное время это не льет воду на мельницу товарища Лигачева в его борьбе против Горбачева?

– Как это может лить какую-либо воду на чью-либо мельницу? – я по-простецки не понимал.

– Вы меня поражаете. Вы что, действительно так наивны? – удивлялась, почти сокрушалась она моей социально-политической невинности.

Да, подумал я, если такие проблемы с этим, практически безобидным текстом, то что было бы с главой С-4, которую я сам вынул ради предосторожности, справедливо опасаясь неадекватной реакции. Было бы вот что:

– Молодой человек, вы понимаете, что ваш поступок почти провокация. Вы что, действительно предлагаете нам напечатать этот текст?

– А что? – отвечал бы я, далеко все-таки уже не молодой тогда человек.

– Неужели вы так наивны и безответственны? Или притворяетесь? – она пристально всматривалась бы в меня, пытаясь углядеть черты невероятной простоты или ловко скрываемого коварства. – Молодой человек, вы сами-то хоть внимательно читали? – она упорно называла меня молодым человеком, несмотря на мою, несомненно явно проявлявшуюся в морщинах и седых волосах, немолодость.

Возлежащие на альпийском склоне молча разглядывали в небе тонкие белые следы траекторий невидимых пролетаний. В центре геометрически очерченной зоны проявлялись некие пространственные структуры с явно прочитываемыми антропоморфными элементами. Все это, вместе взятое, наливалось тяжестью, зависало над местом возлежания и, преодолевая немалый приобретенный собственный вес, медленно уходило вверх. Полностью растворялось в голубом свечении дальних слоев высокогорного воздуха. В пространствах стратосферы и ее превышающих.

– Ну не мог я напечатать, – заключил литератор. – Слушатели неоднозначно восприняли рассказ. Приводимые аргументы мало убеждали. Если такие проблемы с невинным описанием богатырей, можно себе представить, что было бы с главой С-4? – обращался литератор к Воопопу. Тот улыбался.

– Так можно и все выкинуть. Оставить только комментарии, – съязвил бухгалтер. Понятно, чьи комментарии он имел в виду. Литератор демонстративно обращался только к Воопопу.

– Да и вообще, почему я должен заниматься этим? – он уже не на шутку начал раздражаться. – Что, у меня мало своих проблем? Вот сколько, – и он провел ребром ладони по резко выступающему кадыку. Проделал он это резко и ожесточенно даже. И несколько раз.

– Едем дас зайне, – продекламировал бухгалтер.

– Ладно, ладно. Все равно ведь опубликована. – Воопоп сильными мясистыми руками привлек к себе обоих собеседников. – Мы ведь про то же самое. Про одно. Просто по-разному и разными словами.

В комнату без стука вошел человек с низко пригнутой взлохмаченной седоватой головой. Прошествовал к своему столу и начал перебирать бумажки. Нашел. Просмотрел. Как-то неестественно вывернувшись, бросил острый взгляд в мою сторону. Потом глянул на редакторшу. Хмыкнул и спросил:

– Он самый? Ну, ну, каждому бухгалтеру по роману. – И вышел из комнаты. При чем тут бухгалтер?

– Действительно не понимаете, в чем дело? – Редакторша проводила взглядом мужчину и продолжала: – Ведь эта глава своей как бы насмешкой над национальными ценностями способствует ответной резкой реакции шовинистически настроенных элементов. Это, в свою очередь, дает возможность реакционным силам в партаппарате и КГБ под предлогом противодействия всякого рода экстремизму ввести жесткий режим. Просто повернуть все вспять, – торжествующе заключила она.

По прибытии на место битвы богатырей осторожно сгружали на землю и спеленутыми оставляли лежать целую ночь, не смея даже головы повернуть в их сторону, дабы, не дай Бог, каким неверным действием, взглядом, словом или непродуманным жестом откачать малую толику столь драгоценной энергии. Воинский стан разбивали в километре-двух. Всей дружиной, вернее, дружинами обращались лицом на Восток. Ночь проводили в бдении, магических ритуалах и изготовлении специальной смолы для затыкания ушей. Противник, при всем желании, не мог изготовить подобную же, так как для нее необходимы были мельчайшие капельки пота с тела находившихся в трансе богатырей, к которым они в священном ужасе не смели не только приблизиться, но даже взглянуть в ту сторону. Пот редкими крупными каплями пробивался сквозь плотную многослойную ткань пеленания. Под самое утро в сумеречном неясном свете верные и посвященные с превеликими осторожностями прокрадывались к недвижным гигантам. Распеленывали. Приуготовляя к последней стадии, легкими кисточками в каменные чашечки собирали этот темноватый пот-росу и несли в стан будущих победителей. С собой же приносили и обрывки богатырских пеленальных саванов, которые воины пристраивали на древки, и те служили знаменами в предстоящей битве. Белые знамена энергии, окаймленные по бокам черными полосами тайны, с огромным сияющим красным солнечным кругом жизни посредине.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия