Читаем Монстры полностью

Стемнело. Парк опустел. Потухли огни последних аттракционов. Схлынула и публика. Отдельные пьяные личности, смешно и уродливо ведя друг друга под руки, пошатываясь, направлялись к выходу. Иногда в неверном свете их совместные фигуры принимали фантастические очертания, разрастаясь прямо-таки до небывалых размеров. В сторону выбрасывался огромный сгусток черной материи. Он самооживлялся, проявляя знаки самоотдельного существования. Шастал по сторонам гигантской, пластичной, глубоководной, матово поблескивающей черной мантой. Потом возвращался в породившее его мрачное средостение. А то вдруг вырастали подобия бугристых членов и красноватое свечение возникало внутри. Ренат следил за этими трансформациями. Он не пугался. Да и не очаровывался больше. Он привык. В последнее время подобное многократно являлось ему в различных местах через различные существа и даже неодушевленные предметы. Собственно, подобное случалось и раньше. Но он не относил это к себе лично – так, причуды прихотливой и неоднозначной природы и жизни, приключающиеся с любым смертным. Лешие там всякие. Водяные. Русалки. Что еще? Кикиморы, шишиги. Еще что? Домовые, рикшасы, демоны. Одно время подобное существо преследовало его в далекой и благостно припоминаемой Тарусе. Всякий раз оборачиваясь, Ренат успевал заметить только шевеление потревоженных листов и травы, а также предательский шорох и замирание. Однажды, показалось, увидел, ухватил взглядом ускользающий мохнатый хвостик и характерное такое помекивание. Послышалось полувнятное говорение и следом некие пепельные черты человекоподобного лица. Но смутно так. Смутно и призрачно. Скорее всего, это были медленно проползавшие клочья тумана, оседавшие во впадинах лощины и погруженные в какую-то свою, не ухватываемую внешним глазом, ватно-тяжеловатую жизнь. Потом голос:

– Не надо!

– Что – не надо? – откликнулся Ренат.

Но это только один раз, и весьма-весьма недостоверно. Он уж продумывал всяческие способы застигнуть злодея каким-либо неожиданным коварным маневром. Было неприятное чувство преследования. Ренат со всякого рода оговорками, смешками и нелепыми оправданиями просил своих приятельниц-сестер пойти вслед ему и выглядеть подсматривающего. Они отказываться не стали. Однако и их собственные передвижения и укрывания были так сомнительны и таинственны, что почти сливались с самим этим преследованием. Ренат подозрительно расспрашивал поутру.

– А что ты ожидал? – улыбались они, уклоняясь от ответа. Приближались к нему, клали легкие прохладные руки на его разгоряченную грудь.

– Видели кого-нибудь? – раздражался юный Ренат. Его лицо легко и приятно розовело.

– Ренатик, успокойся! – Сестры с двух сторон прижимали к нему свои маленькие головки. – Это мы и были. Мы за тобой и следили, – они разражались легким быстрым смехом, как если бы это были ящерки, именно и преследовавшие Рената. – Да, но хвост? – Это мы его прицепили. – Они откидывали полы легких утренних халатиков и, почти издеваясь, показывали прикрепленные к коротеньким шелковым трусикам беленькие лохматенькие хвостики. Со смехом приближали к его лицу. Ренат, задыхаясь, обиженно их отпихивал. Потом кормили его ягодой, нарочно раздавливая ее на губах Рената и размазывая по щекам. И смеялись еще пуще. Он спокойно, даже смиренно сносил все это.

Но последнее время, перейдя из области простых и неконкретных страшилок, преследующие существа стали являться ему как сугубо личное послание. Он сам вызывал это нечто из слабых и чреватых точек окружающего пространства. Вода или даже просто сырость премного способствовали тому. После памятного случая, когда деревенские ребята заманили его ночью к воде, он часто тайком приходил к ней в одиночестве. Подходил. Садился. Всматривался. Наклонялся. Касался подрагивающей рукой. Был моментально обволакиваем, уносим и возвращаем на прежнее место.

Ренат снова обернулся на странный перформанс неведомых существ. Двое или, скорее, трое пьяных, уже приняв вид некоего гигантского, вытянутого вдоль земли, перевивающегося своими гибкими и блестящими членами существа, изгалялись прямо перед ним. Вернее, на неком безопасном отдалении, чтобы, в случае чего, тут же обрести вполне безобидный вид куп деревьев или скопления пересекающихся теней. Что все это значило? Что изображало собой? Что навязывало? Что хотело сообщить такого мучительно-необходимого и прямо-таки насущного?

Когда он снова обернулся, все пространство темнеющего парка было абсолютно, почти проектно-геометрически чисто. От огней рекламы местами ярко вспыхивало мокрое маслянистое асфальтовое покрытие широкой площади. Блестящие яркие змееобразные вспышки проносились по влажной поверхности. Доносились глухие ритмы тяжелого рока из открытых окон проносившейся вдали машины. Маленькая фигурка Рената одиноко темнела возле парапета. Он ждал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия