Монстры

– О, если б знал, Ренатик, что так бывает! – начинали они нараспев несколько гнусавыми, тягучими и издевательскими голосами. Заливаясь неудержимым хохотом, падали ему на грудь. Расстегивали рубашку и уже заговорщицки, почти с дьявольскими интонациями, горячо шептали: – Когда пускался на дебююююют, – тянули манерно это самое «ю». – Ренатик, ты знаешь, что такое дебюююют? – и замирали. Ренат тогда еще не знал, что такое дебют. – С кровью, с кровью убивают! – переходили почти на патетические интонации. Ренат пытался сопротивляться, но безуспешно. Они шутливо вцеплялись белыми остренькими зубками в его заманчивую юношескую плоть, оставляя при том нешуточные точечные следы на шее, животе и бедрах.

– Я не знал. А что я должен был знать? – не так чтобы раздраженно, но с некой торопливостью произнес Ренат. – Ну, разговаривал со мной про всякие неординарные вещи, – развел руками в искреннем недоумении.

– Неординарные вещи, – передразнил Андрей с видом взрослого, не вполне удовлетворенного поведением и признаниями вверенного ему чужого ребенка. – А что его убили, тоже не знал?

– Да не убили. Он просто упал.

– Убили! Убили! – сделал ожидаемую паузу. – Ты и убил!

– Я? – удивление Рената было искренне и велико. – Меня там и не было даже. Я ведь от тебя все на следующий день и узнал только.

Андрей был здорово пьян, понимал это и воспринимал как некую индульгенцию в ситуации беспорядочного и опасного говорения.

– Он же провоцировал тебя. Прямо, нагло и в открытую. – Речь его действительно была мутна и тяжела. В обволакивающем густом табачном дыму и монотонном гуле она словно пыталась прорваться, прорезаться до острой ясности и все не могла. Ренат снова попытался взять его за руку и приподнять. Андрей резко выдернул рукав.

Кругом стоял ровный постоянный гул, но голос Андрея взвивался, вырываясь наружу из этого шума. Из дальнего угла к ним стал приближаться пожилой небритый человек с кривоватым лицом. Небольшого роста, неказистой фигуры, но непонятной, мгновенно угадывающейся в нем мрачной ядовитой силы. Подошел, молча посмотрел.

– Убивал, убиваааал, – пропел он козлиным подхихикивающим голосом.

– Пошел на хуй! – вскочил высокий мощный Андрей. Схватил мужичонку за горло. Вернее, за воротник толстой рубашки, то ли пытаясь душить, то ли просто поднести к лицу, приподнять на уровень своего роста, рассмотреть до мельчайших подробностей или сообщить нечто страшное, отвратительное, но абсолютно необходимое тому именно здесь и сейчас. Мужичок не сопротивлялся. Висел как тряпочка в руках Андрея и улыбался. Андрей и вовсе рассвирепел. Но мужичонка оказался не из робких и весело начал колотить кулачонками Андрея по пьяному бесчувственному лицу, что-то громко и невнятно выкрикивая или даже, скорее, напевая:

– Страна дала стальные руки-крылья и вместо сердца каменный мотор! – и дико развеселился, продолжая висеть в руках Андрея, по-детски болтая ничем не отягощенными ножками. Неожиданно резким и ловким ударом небольшой, крепкой, как орешек, головки ударил Андрея в лицо. Тот откинул голову, но не выпустил обидчика из рук. Ренат, вскочив, клещеобразными огромным руками растащил их. Из-за дальнего стола поднялась единообразно покачивающаяся компания собутыльников мужичка. Задевая углы столиков, плечи и головы не обращавших на них внимания увлеченных и осоловевших посетителей, опрокидывая пустые стулья, компания начала приближаться. Тут все знали всех. Все всех убеждали не ссориться. Заставляли мириться и по случаю били тяжелыми кулаками в знак той же самой всеобщей дружбы и умиротворения. Объятые этой самой всеобщностью, все через чьи-то плечи и головы подтаскивали к себе длинными могучими руками Андрея и мужичонку. Ренат какими-то неимоверными усилиями смог поделить всех на отдельные организмы, усадил Андрея, пытаясь успокоить прочих беспрерывными окриками и восклицаниями:

– Все, все! Поговорили и все! Хватит, мужики, хватит!

– А то смотрю, он Петеньку мучит.

– Помучай меня, помучай! – опять заерничал мужичонка и замахал тонкими паучьими ручками.

– Все, все, мужики. Поговорили и разошлись.

– А то быстро вас уговорим. – И опять тянулись огромные руки и мясистые волосатые кулаки. Ренат мягко отводил их в стороны. Кто-то кого-то схватывал за края одежды, за полы пиджака, за рукава и воротники, рвал пуговицы, пытался притянуть к себе и дыхнуть в лицо жарким перегаром. Руки тянулись и к Ренату, но он отводил их:

– Все, все, мужики, – и почему-то его слушались. Расходились по местам. Затихали. Только тут Ренат заметил, что бровь у Андрея рассечена, кровь редкими каплями падает на белую мутную пластиковую поверхность стола. Вынул платок, смочил его водкой и приложил к кровоточащей ране. Андрей отдернулся и покорно застыл, словно ко рту и ноздрям его приложили сладкий и успокаивающий эфир. Кровь успела запачкать его руки. Он обтирал их о полосатую рубашку, оставляя на ней поперечные разводы. Вид был скверный и неопрятный. Впрочем, не столь уж необычный для подобного рода заведений, компаний и сообществ. Мне ли вам объяснять.