Читаем Монстры полностью

– Главку придется опустить, – продолжала она. – В нашей конкретной ситуации она выглядела бы просто провокационной. Вы понимаете, какую ответственность берете на себя? – и строго посмотрела на меня из-под очков. Я, по привычке робко стоящий перед столом любого начальника, не то что столоначальника, застыл почти что с руками по швам. – К тому же написана она, надо заметить, не лучшим образом. – Все это строгим, не терпящим возражений официальным голосом.

– Да, собственно, книга не моя, – сразу же инстинктивно начал я оправдываться. Зачем мне было вдобавок к своим многочисленным проблемам брать на себя вышеупомянутую нешуточную ответственность за чужие писания и сомнительные откровения?

– Не знаю, вы там или не вы, но снимаем, – вполне безапелляционно заключила она. Я облегченно вздохнул, отдав ей на откуп принятие решения. – Тем более после того, как недавно Борис Николаевич принял в горкоме группу представителей известных патриотических движений, это может быть расценено как вызов. – Я ничего не слышал о подобном событии. – Она если не подозрительно, то с некоторым удивлением взглянула на меня. – Во главе с этим самым Ануфриевым. Фигура сомнительная, но: Вам понятно? – она протянула мне несколько страничек машинописного текста.

Я вышел в коридор. Длинные и достаточно унылые редакционные стены были окрашены в немаркий мышиный цвет. Я прислонился к стенке и начал перебирать листки. Текст был мне совсем незнаком.

Содержание помянутой главки вполне соответствовало теории одного известного российского академика, доказавшего, что наши соплеменники, русские, суть те самые знаменитые, великие и мистические древние арии. Помнится, когда главка только пришла мне на ум, сразу же всплыло имя этого академика, пользовавшегося, правда, неоднозначной репутацией в скучных научных кругах. Я достал его книги и перечитал. То есть в моей главе и не было ничего именно моего личного. Просто некое беллетризованное изложение неординарных академических идей.

По мнению академика, а потом уже и по моему собственному, именно в пределах русских земель, заросших непроходимыми лесами, покрытых бескрайними степями с отдельными, но высоко, непомерно высоко развитыми людскими поселениями, городами и даже своеобразными, если можно так выразиться, мегаполисами, возникали древнейшие мудрые книги Веды – от древнерусского корня ведать. (Сравните – ведьма, ведун, медведь, водить, овод, вода и т. д.) Отсюда они распространились по всему свету, дойдя со временем и до легендарных берегов Инда и Ганга. Тогда же, синхронно с ними, даже намного-намного раньше здесь, на русских землях, возникли и разного рода мистические практики, впоследствии нашедшие свое словесное воплощение и закрепление в священных Ведах. Одной из таких практик была мантрическая. Все давно и в подробностях описано, изучено и известно как практикующим, так и просто любопытствующим. Мантрическая практика была связана с многократным повторением небольшого священного текста или отрывка. Типа «лами, лами, самахвани» – одно из немногих, через многочисленные опосредования дошедшее до нас в священных писаниях христиан. И дело не столько в особом глубинном проникновении в значение сакральной формулы, сколько в телесной и дыхательной практике произнесения. То есть предполагается, что наиболее умудренные и изощренные после нескольких произнесений приходят в состояние специфического телесно-дыхательного восхищающего ритма, который, в свою очередь, попадает в резонанс со Вселенной. В зависимости от конкретной задачи и необходимости, резонирующий ритм совокупно с порождаемой им энергией способен не только обслуживать внутренние потребности посвященного, но и быть употребленным для общения с предстоящей медитирующему аудиторией, группой учеников, адептов или просто внимающих. То есть силой своего резонанса и подсоединения к ритмам Вселенной посвященный может включать и задействовать в них внимающих и предстоящих ему. Это известно. Это существует и до сих пор, но в местах, достаточно удаленных от центров нынешней цивилизации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Пригов Д.А. Собрание сочинений в 5 томах

Монады
Монады

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива.Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия / Стихи и поэзия
Москва
Москва

«Москва» продолжает «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), начатое томом «Монады». В томе представлена наиболее полная подборка произведений Пригова, связанных с деконструкцией советских идеологических мифов. В него входят не только знаменитые циклы, объединенные образом Милицанера, но и «Исторические и героические песни», «Культурные песни», «Элегические песни», «Москва и москвичи», «Образ Рейгана в советской литературе», десять Азбук, «Совы» (советские тексты), пьеса «Я играю на гармошке», а также «Обращения к гражданам» – листовки, которые Пригов расклеивал на улицах Москвы в 1986—87 годах (и за которые он был арестован). Наряду с известными произведениями в том включены ранее не публиковавшиеся циклы, в том числе ранние (доконцептуалистские) стихотворения Пригова и целый ряд текстов, объединенных сюжетом прорастания стихов сквозь прозу жизни и прозы сквозь стихотворную ткань. Завершает том мемуарно-фантасмагорический роман «Живите в Москве».Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Монстры
Монстры

«Монстры» продолжают «неполное собрание сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007). В этот том включены произведения Пригова, представляющие его оригинальный «теологический проект». Теология Пригова, в равной мере пародийно-комическая и серьезная, предполагает процесс обретения универсального равновесия путем упразднения различий между трансцендентным и повседневным, божественным и дьявольским, человеческим и звериным. Центральной категорией в этом проекте стала категория чудовищного, возникающая в результате совмещения метафизически противоположных состояний. Воплощенная в мотиве монстра, эта тема объединяет различные направления приговских художественно-философских экспериментов: от поэтических изысканий в области «новой антропологии» до «апофатической катафатики» (приговской версии негативного богословия), от размышлений о метафизике творчества до описания монстров истории и властной идеологии, от «Тараканомахии», квазиэпического описания домашней войны с тараканами, до самого крупного и самого сложного прозаического произведения Пригова – романа «Ренат и Дракон». Как и другие тома собрания, «Монстры» включают не только известные читателю, но не публиковавшиеся ранее произведения Пригова, сохранившиеся в домашнем архиве. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации. В ряде текстов используется ненормативная лексика.

Дмитрий Александрович Пригов

Поэзия
Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия