В соседнем доме погас свет. Ренат встал, подошел к окну. В темном стекле он обнаружил за спиной полное отражение своей светящейся комнаты с беспорядочно-неубранной постелью на заднем плане, книжной полкой, темно-коричневым платяным шкафом, собеседником, прижатым к низенькому креслу, и самого себя – темного и трудноузнаваемого. Все это висело в полнейшей реальности. Вернее, ирреальности. Появилась женская фигура. Затем вторая. Они встали у дальней стены и смотрели на Рената, чуть улыбаясь и не приближаясь. Это было странно. Так как, будь они сзади его, ровно на линии, перпендикулярной плоскости окна, он не смог бы их видеть, загораживая широким темным контуром собственной фигуры. Но он их видел. Видел преотлично. Ни он, ни они не делали ни малейшего движения по направлению друг к другу. Ренат даже различал, чувствовал прохладу, исходившую от них.
Ренат перефокусировал зрение на заоконное пространство. Снег прямо с земли поднимался к лицу и, огибая его, проникал в комнату. Ренат почувствовал страшную слабость. Захотелось прямо здесь, не отходя от окна, опуститься на пол. Горизонтально и невесомо приподняться. Бестелесно лечь на воздух и медленно выплыть из комнаты. И плыть, плыть, плыть: Он тряхнул головой.
– Остаешься?
– Нет, нет, я поеду. Мама будет беспокоиться.
И мы скажем: пока.
Дождь, то стихая, то усиливаясь, стучал в стекла. Уже почти по всему городу включили центральное отопление. Было тепло, спокойно и приятно. Собеседник Рената в легкой распахнутой на груди рубашке, с подвернутыми рукавами, крутит в руках бутылку, рассматривая незнакомую этикетку:
– Импортное. Гадость? Нет? В общем, тоже умеют, если хотят.
– Уж извини. Что успел, то успел.
– Да я не в укор. Так, в поучение, гений ты мой, – он легко улыбнулся. – Лапонька моя трансцендентная!
– Перестань, – поморщился Ренат.
– Ну вот, – сделал мягкое округлое движение небольшой ручкой собеседник, – ругаешь вино и тебя – нехорошо! Похвалишь – еще хуже.
Дождь за окном стих. В негустом висящем влажном мареве смутно и расплываясь просвечивало окно в доме напротив. Там женщина кормила мальчика. Он был худой и мелкий. Все время задирал бледную остренькую мордочку на резкие и громкие окрики женщины. Она выглядела весьма раздраженной, резко оборачиваясь к плите, нервно переставляя там что-то. Так же резко обращалась к мальчику и почти бросала ему в лицо какие-то тарелки с неким содержимым. Он едва успевал подхватывать их тоненькими паучиными лапками. Опять забарабанил дождь, и сплошное колеблющееся полотно заволокло наружное пространство.
– Аттракции нужны. Чтобы привлечь, а потом отделить. Ну, наподобие некой налипшей шкуры. Вернее, как слизистое образование. Дать устояться, обрести телесную агрегатность. Ну, это-то я давно освоил. Сначала думал, все, загибаюсь. Прямо как без кожи. Эдакое сырое вещество.
Приятель бросил взгляд на какую-то фотографию, где ребенок стоял рядом с высоким худощавым пожилым мужчиной. Мужчина рукой изящно придерживал странный головной убор.
– Отец, что ли?
– Почти. Это из другой истории.
Дождь опять стих. В окне напротив женщина кидала на стол перед мальчиком бесконечные блины. Он судорожно ловил. Некоторые, давясь, тут же запихивал в рот. Остальные провисающие и отекающие держал в слабой левой ручке, а правой по-прежнему отчаянно хватал вновь подлетающие. Пока наконец не сплошал. Один блин улетел куда-то вниз. Мальчик было наклонился, чтобы подобрать, но женщина со всего размаха ударила его раскрытой ладонью по лицу. Удар был невероятно сильный. Мальчик, покачнувшись, с трудом удержался на стуле. Было видно, что он что-то там жалобно залепетал. Женщина ударила еще раз. Слезы брызнули из его глаз. Они виделись отсюда, как мелкий бисер рассыпавшихся по его лицу блесток. Женщина, с неслышимым отсюда грохотом бросив тяжелую сковороду на плиту, одной рукой схватила ребенка за волосы, а другой начала наносить беспрерывные удары. Собеседник Рената в некотором ужасе подался вперед. Ренат встал, повернулся, подошел к окну и, будто ничего не замечая, молча стоял там. Снова припустил сильный непроницаемый дождь.
– Кто там живет?
– Откуда мне знать? – Ренат отошел от окна, присел за столик, налил себе в стакан из бутылки некоторое количество красноватой жидкости. Приподняв бутылку на уровень глаз, проверил и налил остаток приятелю. Поставил бутылку на стол. Откинулся на спинку дивана. – Никто. Почти никто.
Двумя пальцами каждый из собеседников, совместно как-то, в унисон, осторожно подхватили с небольшой тарелочки по тонкой пластинке сероватого сыра. Прожевали. Помолчали. Ренат снова принялся за свое.
– Это трудно объяснить. Они суть фантомные или фантазмические тела. Абсолютная прозрачность. То есть многомерно и иерархично выстроенная карта-программа, снятая с телесности, явленной как сложно строенная система фантомных ощущений. Частный случай этого – всем известные фантомные боли.
Сборник популярных бардовских, народных и эстрадных песен разных лет.
Василий Иванович Лебедев-Кумач , Дмитрий Николаевич Садовников , коллектив авторов , Константин Николаевич Подревский , Редьярд Джозеф Киплинг
Поэзия / Песенная поэзия / Поэзия / Самиздат, сетевая литература / Частушки, прибаутки, потешки