Монстры

– Вся продуктово-перерабатывающая промышленность летит к черту. – Он загнул палец. – Хотя нет, это уже второе. Первое – само сельское хозяйство с почти половиной населения земного шара, в нем задействованного. Особенно слаборазвитые страны. Гигантская социальная проблема. – Он загнул второй палец поднятой вверх левой руки. – Хотя опять-таки нет. Это – третье. А первым был все-таки нам близкий, родимый и так легкоранимый пищеварительный тракт. – Он загнул третий палец. – Вся система транспортировки, доставки, хранения, упаковки, сортировки, морозильников и складов, – загнул четвертый палец. – Затем, конечно, самое печальное, самое дорогое сердцу и нашему изысканному, тоже самому уже отжитому желудку – исчезнут в числе первых разнообразнейшие кухни от французской и итальянской до японско-китайской. Все эти прекрасные кафе, рестораны, закусочные, чайные, пельменные, буфеты, кондитерские, пирожковые с их пирожками. Что еще? Пиццерии, Макдональдсы, шашлычные:

– Да, шашлычные, – повторил Ренат почему-то именно этот тип заведений общественного питания.

– Пивные, рюмочные: Хотя, насчет напитков не уверен. И соответственно связанной с ними части сельскохозяйственного производства – виноградники, пшеница, хмель, рис. Оставим решать подробности будущим поколениям. Но самое грандиозное, Ренат, – вся эта хрупкая система канализаций, труб, водоснабжения летит к черту. Все это столь легко поразимое, трудно сооружаемое и починяемое. Постоянно нависающее над человечеством, особенно над жителями гигантских мегаполисов, угрозой неимоверных катаклизмов. Ну, останется, естественно, водоснабжение, необходимое для помывок разных и поливания комнатных растений. Не больше. Но ведь мы с тобой, Ренат, в первую голову совместно со всем продвинутым цивилизованным человечеством избавимся от пищевых отходов и остатков, гниения и помоек. А? И всех этих проблем в индустрии их переработки. Особенно упаковочного материала, который, собственно, и составляет основную боль нынешних утилизаторов по всему свету. Это же что-то неземное! Хотя, конечно, отходы организмов при новой системе питания будут неизбежными, но, понадеемся, не столь многочисленны и трудноистребимы. Может, просто какие-нибудь растворения воздухов. Не знаю. Представляешь, приезжаем на провинциальный вокзал и тебе ни говна, ни сортиров, ни вони – сплошное райское благоухание цветов и дезодорантов. Не надо, подворачивая брюки по неодолимой и никаким иным способом неудовлетворимой нужде, скакать через лужи мочи и горы говна, чтобы справить позорную, но неотменяемую староантропологическую физиологическую потребность! Нет ее! Не существует! От-ме-не-на!

– Красиво. – Ренат развалился на тахте и уставил взгляд в потолок. – Ради одного этого можно было бы затевать мировую историю. Хотя, конечно, некоторые туалеты, я имею в виду, конечно, на Западе, – чистое наслаждение.

– Вот и установи, инсталлируй как некий художественный объект у себя в квартире такой вот сияющий небесный туалет. Как писсуар Дюшана. Интересно, а как вне этого реально-туалетного контекста будет смотреться дюшановский писсуар. Наверное, неким неразличимым магическим объектом прошлых диких невразумленных времен. Как аксессуары шаманского обихода в этнографическом музее. Некие такие неведомые сакральные штуки, около которых, вернее, внутрь которых ритуально что-то производили, что в прошлом называлось – срать и ссать. То есть, как объяснят будущие теологи и специалисты, спасительно выводить из себя отторженные неведомым сейчас способом части собственного организма. Но через то и включаясь в гигантский метаболизм Вселенной. А знаешь, Ренат, может, говно-то как раз и есть самое дорогое, чего не хотелось бы терять в этом мощном процессе эволюции.

– Не потеряешь, не потеряешь. На всю оставшуюся жизнь еще хватит.

В соседнем доме старик и женщина уже вместе яростно молотили мальчика. Тот, похоже, еще издавал какие-то звуки. Потом замолк. Хотя, отсюда что различишь? Какие звуки? Лица бьющих были яростно искажены. Женщина, сорвав провод с болтающейся на ней голой и почему-то все еще горящей лампочкой, попыталась затянуть его на слабой шейке ребенка. Но, поскольку в маленькой тесной и темноватой кухоньке они все были сплетены в один неразличимый и нерасторжимый пульсирующий и извивающийся клубок, провод захлестнул старика. Он тут же стал задыхаться и хрипеть, тощей рукой пытаясь освободиться от удавки. Женщина яростно стягивала сильнее и сильнее. Мальчик оказался внутри несколько даже для него и свободной петли. Старик с дикими хрипами: – Кхр, брксхр. Сука, блядь! Отпуст: Кхркх, бхкрхп! – рухнул вниз, увлекая за собой всю эту тесно переплетенную группу.