Монстры

Иван Петрович откинул забрало, стянул с пальцев тяжелую металлическую рукавицу и вытер с покрасневшего лба обильный пот. Коричневая рука моментально стала мокрой, как вынутая из медленной теплой воды, прогретой насквозь до самого дна местной истончавшей речки. Обмелевшей вплоть до укрытого от обыденного недостойного зрения некоего отверстия ровно посередине небыстрого течения. Оно, видимо, и порождало таинственные и губительные порой для наиболее безответственных местных жителей и глупой скотины круговороты, затягивающие в неведомые черные глубины. Сейчас провал был затянут песком речного дна. До следующей большой, высокой воды.

Иван Петрович отряхнул руку. Согнал тут же налипших на нее страстных мух и слепней. Рука под ними оказалась ярко и густо окровавленной. Она глянцево блистала под ослепительным солнцем. Иван Петрович натянул тяжелую перчатку и поправил забрало.

Долгое стояние под вертикальным солнцем, томительное ожидание, неопределенность не прибавляли людям ни сил, ни уверенности. Но и не ослабляли привычной профессионально-напряженной воли. Иван Петрович переглянулся с Семеоном. Тот понимал неопределенность этого стояния и в то же самое время неизбежность и невозможность чего-либо иного в подобной ситуации.

– Будем стоять, – буркнул себе под нос Иван Петрович. Несмотря на значительное расстояние, разделявшее двух всадников, Семеон расслышал.

Снова снилась далекая северная, прохладная, бесконечная, простертая во все стороны местность, ровно освещаемая сероватым небом, неожиданно озаряемая вспышками голубого света. Гасло. И снова. И снова.

В это время внутри холма произошло некое шевеление. Боковой склон его распух, словно оттуда пытался выйти кто-то и прорваться сквозь боковое окружение. Но нет, нет. Холм снова принял прежний ровный обтекаемый вид, правда, с огромным разрезом, щелью, открывшейся вдоль всего переднего склона, откуда изредка доносилось что-то вроде рыка и вырывались редкие отдельные всполохи огня.

– Все как-то по-идиотски. – Иван Петрович с трудом приподнял налившиеся неимоверной тяжестью веки: – Уже давно бы пора им и быть.

– Не спеши, Иван.

– Надо посылать в замок.

– Ты решил? – усомнился Семеон.

– Да, решил. – Он сделал знак рыцарю ближайшего окружения. Тот подскакал. Иван Петрович, наклонившись, что-то прошептал ему. Рыцарь развернулся и помчался вверх по пыльной дороге к замку. – Пусть возьмут мою белую лошадь, – говорил ему Иван Петрович. – Они знают. Проведут очищение. День простоим. Ну, давай. – И рыцарь ускакал. Иван Петрович наблюдал его медленное уменьшение по мере удаления.

Стояла безумная тишина, изредка прерываемая непонятным бульканьем и вздрагиванием холма. Не выдерживали уже и некоторые птицы, издавая гортанный захлебывающийся вскрик. На них взглядывали снизу. Они замолкали.

Придя в себя, оглядывались. Присмотревшись, обнаруживали вдали, там, за холмом, за холмами, на неопределимом отсюда расстоянии неожиданно вырисовавшуюся синеватую полоску гор, никогда прежде отсюда не просматриваемую. Замирали. Всматривались попристальней. Прихотливая линия вздымавшихся вершин и уступов была запечатлена бледным рисунком на фоне выцветшего от жары неба. Неожиданно луч солнца уперся в какую-то точку и разгорелся там искрящимся кристаллом, на мгновение обретшим неверные очертания не то чаши, не то удлиненного сосуда с неким, вроде бы красноватым наполнением. Правда, отсюда почти и неразличимым. Луч отошел, но чаша, вернее, кристалл продолжал искриться.

Видение медленно растворилось в пылающем мареве.

– Может, назвать по имени? – спросил Семеон, сам не очень-то и уверенный в действенности своего предложения.

– А ты знаешь нынешнее?

Оба обернулись и проследили, как уменьшившийся почти до размера черной точки рыцарь исчез в распахнувшихся воротах замка, тут же вослед за ним и затворившихся.

Пойдем дальше.

Щ

Какое-нибудь межуведомление между двумя какими-нибудь отрывками какого-либо повествования

Да, да, все время навещают какие-то фантомы. Неясные неразрешенные недовоплощенные упования. Неизжитые неразвоплощенные тревоги и сомнения.

Мне часто снится страшный-престрашный сон. Близится выпускной экзамен. Я с пугающей ясностью обнаруживаю, что не ходил в школу лет уже пять-шесть. И, естественно, ничего не знаю и не помню. Ну, просто ничего. Даже лиц и имен своих учителей и соучеников не могу себе представить. Судорожно пытаюсь отыскать выход из безнадежной ситуации. И в этом же самом сне с необыкновенной отчетливостью приходит спасительная идея. Я понимаю, что это – сон. Я давно уже отучился, и у меня есть аттестат зрелости. Зачем же второй? – спрашиваю я себя с неимоверным чувством облегчения и некоторой даже снисходительной улыбкой удивления по поводу своей глупой паники. Потом соображаю, что все-таки нет, не сон. Во всяком случае, не совсем сон. Снова смятение овладевает мной. И опять понимаю, что это сон. И снова облегченно вздыхаю. Уже и не припомню, на каком кругу возвращений все приключения счастливо для меня завершаются.

А вот, скажем, другое. Прочти другое.