Монстры

– Ренат, что с тобой? – спросила Марта, приподнимаясь на локте, отдергивая одеяло и рассматривая тело Рената. Лицо ее выражало неподдельный ужас.

Ренат в неописуемом удивлении рассматривал ее тело, по которому, будто в неком экстатическом акте, художником-бодиартистом широкими экспрессивными мазками были размазаны кровяные узоры. Трогал ее грудь, живот, ноги. Послюнявив пальцы, пытался оттереть засохшую узорчатую кровь. Пришел в невероятное возбуждение и откуда-то сверху рухнул на нее. После дикого совокупления изнеможенный отвалился набок.

– Что с тобой? – снова повторила Марта, нисколько не обращая внимания на странность собственного состояния.

Ренат опять принялся рассматривать кровавые разводы на ее теле, пытаясь на этот раз слизать их языком. Приблизившись к ее паху, опять впал в неистовство. И опять после совокупления застыл, тяжело дыша.

Она все повторяла:

– Ренат, что с тобой? Что это с тобой?

Только тут он заметил на себе многочисленные порезы. Провел рукой по выпуклым засохшим рубцам на груди и вдоль ног. Поднял руки, пытаясь заглянуть себе за спину. Удивился, покачивая головой. Действительно, было чему удивиться. И ни малейшего воспоминания. Ни малейшей идеи по поводу их возникновения. Провел рукой по ее телу, ощущая разницу между сухим слоем размазанной крови и мелкими выпуклыми своими рубцами. И снова впал в возбуждение. Закончив, откатился вбок.

Потом каким-то странным образом через недолгое время, буквально в тот же день, вспомнил, что приключилось с ними. Все подробности всплыли в памяти в виде некоего длинного волокнообразного объемного изображения в красках. Оно было даже больше, чем простое отображение недавнего события. Оно несло в себе и объяснение причин и некое смутное проглядываемое продолжение. Он понял. Почти понял.

Ренат рассказывал Марии без тени смущения или неудобства, вовсе не акцентируя внимание на эротических подробностях происходившего. Просто излагал пережитый опыт.

– Да, да, так и было, – повторял он почти после каждого второго слова.

– Я знаю, – отвечала Мария.

– Знаешь? Ну да! – вспоминал он. – Конечно же ты все знаешь. А зачем я тогда рассказываю? – с некой досадой произносил он.

– Потому что твой рассказ есть твой рассказ. Он не равен моему знанию. И соответственно мое знание не равно твоему рассказу.

– Понятно, – успокаивался Ренат. Ему, действительно, стало понятно. Многое понятно.

Николай слушал, повернувшись к нему спиной, подойдя к просторному окну, вглядываясь в него и приговаривая:

– Метафизика! Все это метафизика. – Резко обернулся на Рената. На фоне окна вырисовывалась его длинная фигура с круглой головой и двумя круглыми же ушками по бокам. – А они просчитали все уровни?

– Не знаю. Не думаю. У них какие-то свои узкие процедурные проблемы канонизации. Какие-то неправильности обнаружили. Или кто-то поспособствовал их обнаружению. Ты же знаешь, как во всех этих бюрократических системах случается подобное. Хотя, конечно, не без интуиции и своей методики проникновения на все уровни. Что-то свое. Нам этого не понять, да и нисколько не в подмогу. – Ренат зябко обнял себя за плечи. Подошел к выключателю и зажег свет. Расстегнутые рукава рубашки скользнули чуть вниз к локтям, обнажив внутренние поверхности рук, испещренные мелкими порезами. Николай бросил быстрый оценивающий взгляд:

– Ты что, на этом сидишь? Оттого такой воспаленный?

– Почему? – удивился Ренат, не поняв его умозаключения. Но, проследив взгляд Николая, понимающе усмехнулся. – Просто перевозбужденный. От природы такой. Видишь все нынешние разговоры о виртуальности – пустые, поскольку не имеют в виду преодоления телесной составляющей. А она может быть представлена как картография пунктов, проявляющихся в феноменах так называемых фантомных болей. В этом смысле ее можно назвать картографией фантомных болей. Нужна точная телесная картография. Потом нужно привязать к временной координате и следом транспонировать в многомерный континуум. Но ведь снятие картографии пока возможно только на себе и только таким вот грубым архаическим образом и способом. – Ренат, поморщившись, с некой даже сокрушенностью оглядел свои испещренные порезами руки. Закатал рукава, обнажил плечи. Расстегнул для наглядности рубашку. – Пока. В будущем это покажется дикостью, варварством каким-то. Ну, и еще это, – он указал на отдельные черные пятна.

– Да уж видели, – отозвался Николай