– Ты же сам сказал: «У нас в научном мире». В смысле, что в отличие от вас у меня, в моем ненаучном мире: В общем, все давно уже перешло границы догадок и предположений! Это уже здесь. – Ренат пробежал пальцами по воздуху, изображая многочисленность всего этого, как бы буквально кишащего, населяющего, заполонившего окружающее их пространство. – И она здесь: Да ты ее знаешь. Машенька. – Николай быстро взглянул на него, но ничего не сказал. – И положение просто катастрофическое! – Ренат опять впился в многострадальную коротко стриженную шевелюру. В таком вот полускособоченном виде он раскачивался из стороны в сторону, прижатый, как приклеенный к стене. Остановился. Разжал руки и выпрямился, повернувшись к синеватому окну.
Мария вспомнила рассказ Рената, как он однажды дрался с Мартой. Да, именно дрался. Вернее, сражался.
Со стороны все происходившее выглядело просто ужасающим. Невероятным и отталкивающим.
Но он сразу понял. Марта вряд ли осознавала суть происходящего между ними. Во всяком случае, ничем не оправданную интенсивность, почти ярость, овладевшую внезапно обоими. Просто вовлеклась в этот несколько насильственный и неестественный род некоего воинственно-ритуализированного танца. Она размахивала руками, в одной из которых оказался огромный кухонный нож. Марта вряд ли могла объяснить, каким образом и зачем он оказался там. А если бы попыталась, то поведала бы совсем иные причины и намерения, чем те, которыми руководствовалась в своих странных, непредсказуемых, почти магических действиях. Она наносила регулярной елочкой частые мелкие, почти неощущаемые порезы на его руках, лице и следом по всему телу. Делала это на удивление точно и изящно, нигде не прорезая кожу Рената глубже чем на полмиллиметра. Точно, строго, изящно и неумолимо. Вскоре весь он был покрыт густой сеткой перекрещивающихся неглубоких красных порезов. Лицо Марты, искаженное жестокой гримасой, приобрело черты застылости и завершенности ритуальной маски. Хотя, судя по чудовищно дикой выразительности ее лица и размашистости экспрессивных жестов, порезы на теле Рената должны были бы быть столь же убийственной интенсивности и глубины. Кровь должна была бы переливаться через края его вспоротых сосудов, заливая все окрест яркой, распластанной на ширину немалой площади Мартиной комнаты, поблескивающей пленкой. Но нет. Нет. Этого как раз и не было.
Ренат катался по полу, громко визжа. Но неслышно. Для посторонних неслышно. Сам же себя он слышал в неистовой, почти оглушающей громкости. Прямо как в плотно прижатых к ушам наушниках плейера, включенного на полную мощность. Он вскакивал, вздымал легко, как-то даже изящно, огромные окровавленные руки. Вспрыгивал на потолок. Укреплялся на нем. Присасывался всем телом, обращаясь лицом вниз, откуда она бросалась ему на спину, вцеплялась в шею и скользила ножом по напряженной, стальной, непроминаемой и непробиваемой спине. Вместе с диким неслышным грохотом рушились на пол и закатывались под кровать. Выкатывались с другой стороны, мягко и упруго ударяясь о стенку. Как мячики отскакивали. Разлетались в разные стороны. Стукались о противоположные стены и в стремительном движении снова сплетались на полу посередине комнаты. Картина дикая. Жуткая! Невероятная! Отвратительная и захватывающая. Ренат зубами вцеплялся в ее грудь, не раня, не разрывая, но словно перебирая по сантиметру, по клеточке. Она прижимала его левой рукою к себе, по-прежнему нанося ножом легкокровавые пометки на плечах и шее. Они потихонечку изнемогали. Окончательно изнемогли. Откинулись на спины. Легли рядышком параллельно ногами к окну. Тяжело дышали. Просочившийся с улицы некий сумеречный фантом молча проходил между ними. Неподвижно вставал рядом, в ногах. Наклонялся и легко растаскивал в стороны. Повисал невысоко и словно нашептывал:
– Не время! Еще потрудитесь.
– Что? – одними губами произносил Ренат.
И они начинали сызнова. Она находила его повсюду – то прилепившимся к стене. То в верхнем углу закопченной и запыленной комнаты. То у двери, почти просунувшимся в щель у самого пола. То уже полностью протиснувшегося в круглое зарешеченное вентиляционное отверстие под потолком на кухне. Они метались по огромной и сложностроенной квартире. Все вокруг было усеяно бесчисленным множеством бисерных капелек крови, чуть-чуть перекатывавшихся из стороны в сторону, как мелкие ртутные шарики, и не сливавшихся в одно кровяное пятно. Марта на лету слизывала их, утирала рот тыльной стороной левой руки, уже покрытой многочисленными кровяными разводами. Фантом, изредка проявляясь то здесь, то там в пространстве квартиры, поправлял в ее правой руке почти уже вываливающийся от усталости нож. Она с новой яростью обрушивалась на Рената, запутавшегося в сушившихся посреди ванной комнаты простынях, совсем уже терявшего свободу движений и маневра. Потом они окончательно сваливались в кровати и забывались. Такими обнаружили себя под утро.
Вид обоих был ужасен.