Мопассан

Изучение архива Мари Леконт дю Нуи, невестки Эр-мины, помогает разобраться в этом вопросе. Архив включает в себя, помимо других документов, пятьдесят четыре письма Ги к Эрмине. В течение ряда лет переписка эта носит чисто дружеский характер. Он, разумеется, ухаживает за ней, но делает это, скорее всего следуя привычке. Для нее же никто не существует, кроме далекого мужа. В марте 1883 года, собираясь преподнести ей иллюстрированное переиздание «Мадемуазель Фифи», Ги еще не знает, когда ему будет позволено нанести визит. Рождение Пьера сблизит их. В письме из Канн Ги справляется о Пьере: «Расскажите мне о нем, о его шалостях и проказах». Сопротивление прекрасной соседки постепенно ослабевает, ибо он становится все более фамильярным. Времена «преданного и почтительного слуги» миновали: «Знаете, что мы сделаем в один из этих дней? Поедем обедать в Шату на Сене. Итак, до завтра. Нежно целую ваши руки».

29 ноября 1886 года Ги пишет на борту яхты «Милый друг» весьма игривое письмо, в котором спрашивает, не поедет ли она в Вильфранш: «Дайте ваши руки. Целую также ваши ножки». 29 декабря он уже обращается к ней как к любовнице, которую хотят успокоить: «Я живу здесь (в Антибе. — А. Л.) в абсолютном одиночестве. Я почти разучился говорить — как и разучился делать все прочее… (sic.) Привыкаешь ко всему — я и привык к этой тишине… Долго и нежно целую ваши руки. Наилучшие пожелания вашей матери, отцу и брату. (Он уже не упоминает мужа, о котором никогда не забывал прежде. — А. Л.) Целую Пьера, который на днях получит свой новогодний подарок».

Пьер получит свой подарок, она — свой. Она послала Ги булавку для галстука, он ей — браслет.

«Простите меня за то, что он не нов. Вот его история: одна дама, в прошлом красивая, богатая и счастливая, а ныне состарившаяся, разоренная и жестоко преследуемая судьбой… рассказала мне о своей жизни и своей глубокой, ужасающей нищете. Я предложил ей денег. Она не приняла их, но сказала: «Нет ли у вас приятельницы, достаточно близкой, чтобы предложить ей браслет, который я когда-то носила? Скажите ей, — разумеется, не называя меня, — откуда он у вас и подчеркните, что он принадлежал честной женщине, очень несчастной и очень честной женщине…» Итак, я купил эту цепочку… приобрел футляр и посылаю вам».

Тихая, ничем не примечательная, но нежная любовь развивается. Можно ли сомневаться в этом, прочитав записку, в которой Ги приглашает Эрмину в Триель в июле 1889 года: «Не хотите ли вы попробовать пожить в местном маленьком отеле? Не со мной — об этом и думать нечего: я здесь у всех на виду… А вот и предлог: вы можете сказать всем, что едете подыскивать дом…»

Есть основания полагать, что Эрмина сделала кое-какие купюры в письмах Ги де Мопассана. И все-таки то здесь, то там, кроме приглашений в Шату и Триель, проскальзывают достаточно красноречивые детали. Надо думать, что Эрмина все же хотела, чтобы правда стала достоянием истории, — и это так характерно для женщины! Вот, например, коротенькая записка от 14 мая 1890 года: «Дорогой друг! Не одевайтесь — мы будем одни. Целую ваши руки. Мопассан».

Или вот эта, адресованная в ноябре 1890 года ее брату, Камиллю Удино, ставшему одним из лучших друзей Ги. «Дорогой друг! Черкните мне несколько слов и, прошу вас, ничего не говорите моему слуге. Если он умеет держать язык за зубами, когда дело касается меня, то он отнюдь не таков, когда речь идет о других. Он заинтригован, а мы играем здесь жизнью трех человек. Все ли готово? Будет ли у нас в понедельник место где встретиться? Сердечно жму вашу руку, Мопассан».

По словам Эрмины, подтвержденным и Анри Амиком, на рукописи «Пышки», хранившейся в архиве Эрмины, Ги написал несколько строк из «Репетиции»:

Я любовной ищу лихорадки,
А она бежит от меня;
Но, полны и любви и огня,
Не твои ли уста ею сладки?..
Недотрога моя, погоди!
Все найду я, когда расцелую
На устах твоих душу живую,
Твое нежное сердце в груди!

Разумеется, это только цитата, но очень характерная! Есть и другие стихи, правда менее выразительные, которые он написал на веере своей прелестной соседки:

Я знаю — этот веер предназначен
Для нежных пальцев, для прелестных рук.
«— Чтоб надписать ваш веер, о мой друг,
 я слишком груб, увы, и однозначен,
Но мне полет мечты высокой дан.
Я, стоя перед вами на коленях
и подавляя жаркое волненье, подписываю
Ги де Мопассан».