Мораль и Догма Древнего и Принятого Шотландского Устава Вольного Каменщичества. Том 2

Символизм естественным путем впоследствии усложнялся, и все силы небесные должны были воспроизводиться на Земле, и начинала виться причудливая сеть притч и вымысла, которую людской разум, лишенный достаточных и адекватных средств толкования, так и не сумел расплести и распутать. Иудейский теизм сам вылился в излишний символизм и поклонение рукотворным образам, к чему вечно тяготели все религии мира. Мы уже рассмотрели символику Скинии, Храма и Ковчега. Иудейское жречество мирилось не только с использованием ритуальных сосудов, облачений и статуй херувимов, священных колонн и серафимов, но и с созданием зримых изображений Самого Иеговы, даже без использования поэтического языка аллегорий.

«Среди Адитьев, – говорит Кришна в "Бхагавадгите", – я Вишну; среди звезд – Солнце; среди вод я – океан; средь горных кряжей я – Гималаи; и средь гор я – Меру». Псалмы и Книга Исайи также полнятся попытками сообщить людскому разуму понятие Бога посредством приписывания Ему чувственных свойств. Там Он восседает на облаках и скачет на крыльях ветра. Небо – Его дворец, и изо рта Его вылетают молнии. Человек не способен поклоняться чистой абстракции. Он нуждается в некоей зримой форме, в которую он воплотит свои представления, на которую направит свое обожание. Если он не лепит себе из глины, не высекает из камня и не рисует зримых изображений, он создает в уме незримые, возможно, совершенно неадекватные и неправедные.

Ужасные, чудовищные образы, сотворенные разумом Востока, произошли от стремления людей воплотить Бесконечное, передать их в сознание другого человека посредством многочисленных (ибо индивидуально неадекватных) символов понятие о Божественных свойствах. Наверное, нам следует признаться себе в том, что мы делаем то же самое, создавая столь же несуразные образы, если судить по меркам нашего собственного сознания, если только один раз попытаться проанализировать и четко осознать бесконечные и неизмеримые свойства, которые мы склонны приписывать Божеству, – даже Его неизмеримые Справедливость, Его Милосердие и Любовь.

Здесь мы вполне оправданно можем прибегнуть к словам Максима Тирского: «Если в стремлении обрести некое, пусть и несовершенное представление о Вселенском Отце, Безымянном Законодателе, люди прибегают к помощи слов и имен, к серебру или злату, к растениям или животным, к горным вершинам или бурным речным потокам, – каждое из этих явлений описывая при помощи Имени Бога, или с любовью и нежностью возлюбленного страстно приникая к любому малейшему воспоминанию о возлюбленной, – зачем тогда нам сводить вселенскую символическую практику – действительно необходимую, потому что разум нуждается в воображении, ибо одно оно способно сподвигнуть его на деятельность какого-либо рода, – к одному лишь скучному стандарту формальной правильности? Позвольте только образу достойно исполнять его сверхзадачу – и тут же Божественная идея четко и ясно возникнет пред вашим мысленным взором; если это реализуется где бы то ни было – в работах Фидия, в поэзии Гомера, в египетских иероглифах или в искусстве Персии, – нам не следует придираться к внешним различиям или сетовать на кажущуюся плодотворность иноземных вер, – коль скоро нами все равно обретается великое и единственно существенное понимание того, что люди сотворены, дабы помнить, понимать и любить».

Определенно, когда люди считали Свет и Огонь духовными сущностями, изначально отдельными и превыше всего смертного и материального; когда они считали, что Солнце, Луна, звезды и планеты сотворены из иной, более тонкой материи и сами являются высочайшими и тонкими таинственными Разумами, бесконечно превосходящими человека, живыми Сущностями, одаренными могущественными силами и обладающими огромным влиянием на все сущее, эти стихии и небесные тела, используемые для описания и определения Бога, передавали им гораздо более полное и адекватное представление о Боге, чем нам теперь, коль скоро нам в наши дни отлично известен огонь и стихии воды и воздуха, небесные светила и все вещи безжизненного мира, окружающего нас и подобного нашему. Вполне вероятно, что они передавали древним народам идеи, не менее адекватные, чем мы получаем в наше время из одних лишь слов, посредством которых мы стремимся и надеемся аллегоризировать и затенить неизрекаемые таинства и неисчислимые Божественные свойства.