Морально нечестивый by Верóника Ланцет

Кажется, целую вечность я сижу один в своей блевотине, уставившись на темные стены. Каталины все еще без сознания — небольшая милость. Но я понимаю, к чему все это ведет... следующий шаг отца. К завтрашнему дню она будет мертва, а я не могу этого допустить. Если понадобится, я приму на себя всю семью, но Каталина переживет это. Это торжественная клятва, которую я даю себе.

Однажды все это станет для нее лишь далеким кошмаром, но, по крайней мере, она будет жива.

А я буду держаться подальше — навсегда.

 

 

 

Есть только один человек, который может помочь мне вытащить ее. Единственный человек, кроме отца, который имеет неограниченный доступ к дому и подвалу - мой брат Валентино. Просить его об этой услуге и негласно заставить его пойти против отца ради меня - дорого мне обойдется.

Я не могу оставить ее даже на мгновение, пока планирую следующий шаг. Я звоню брату и объясняю, что мне нужно -— кто-то должен вернуть Каталину ее семье, а я останусь и буду смотреть в лицо происходящему.

После того, как я лучше владею своим телом, я, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги и, сняв рубашку, вытираю Каталину ею.

Я очень бережно отношусь к ее спине, раны такие сырые, как будто они кричат на меня. Даже на изуродованной плоти инициалы хорошо различимы. Это заставляет меня чувствовать себя еще более презренным, потому что она навсегда останется с этим.

Я сглатываю всхлип, когда опускаюсь ниже. Струйка крови стекает по ее бедрам. Я нежно очищаю это место, испытывая еще большее отвращение, когда вижу красное вперемешку с белым и свидетельство того, что я с ней сделал.

— Мне так жаль... так жаль. — Мой голос срывается, когда я повторяю, зная, что она не может меня услышать.

В своей жизни я много убивал и калечил; пытал и осквернял, и никогда мне не приходилось чувствовать такой муки глубоко внутри. Я свыкся со своей участью в жизни, никогда не думал, что могу достичь дна, потому что как можно, если ты всегда жил под уровнем моря? Но это... то, что я сделал с ней...

Я знаю, что собираюсь провести остаток своей жизни, раскаиваясь, ища какого-то несуществующего отпущения грехов.

Я заканчиваю приводить ее в порядок и изо всех сил стараюсь прикрыть ее тем, что осталось от платья. Мягко опускаю ее со стола, обнимая ее избитое тело. Я провожу рукой по ее бледным чертам, в последний раз принимая ее в себя.

— Мне жаль... — Я снова шепчу ей в волосы, слегка покачиваясь вместе с ней и давая слезам упасть. — Так, так жаль. — Я прижимаюсь губами к ее виску, пытаясь запомнить ее черты.

Так Валентино находит меня.

— Это она? — он кивает на Каталину.

— Да. — Я встаю, осторожно передаю ее ему на руки. — Пожалуйста, позаботься о ней. Убедись, что она добралась до дома в целости и сохранности.

— Тебе повезло, что она сестра Ромины, иначе я бы не стал этого делать.

— Я знаю.

— Ты должен мне, Марчелло. И когда я приду, чтобы забрать долг, тебе лучше быть готовым, — отмечает он. Тино может не быть отцом, но это не значит, что он менее корыстный ублюдок.

— Спасибо. — Я склоняю голову в знак уважения. Если он доставит ее в целости и сохранности обратно в семью, я готов сделать для него все, что угодно, если, конечно, останусь жив.

— Удачи с отцом, — говорит он, прежде чем уйти.

Я смотрю вслед его удаляющейся фигуре, в последний раз прощаясь с Каталиной.

Пришло время покончить с этим.

Когда отец входит, в подвале остаюсь только я. Он быстро осматривает комнату, его верхняя губа подергивается от досады.

— Что ты наделал, мальчик? — выплевывает он, отталкивая меня. Я принимаю это, потому что это все, чего я заслуживаю.

— Она в безопасности, — говорю я, сохраняя самообладание.

— Ебаный мусор. — Он усмехается, расхаживая вокруг. — Ты знаешь, каково твое наказание, мальчик. — Я опускаю голову, уже смирившись со своей участью. Мне было известно это с того момента, как остался здесь.

— Сделай это быстро, — говорю я, когда он поднимает пистолет, чтобы прицелиться в мою голову.

— Ты думаешь, что все кончено, не так ли? Как только ты умрешь, я возьму эту шлюху, которую ты, похоже, так любишь, и сделаю ее своей сучкой. А когда я насыщусь, то заставлю каждого из моих мужчин сделать свой ход. Она будет желать смерти, и она умрет, но не раньше, чем станет презирать тебя настолько, что испустит последний вздох, выкрикивая твое имя, — смеется он, издеваясь над Каталиной и моими чувствами к ней.

Переключение происходит мгновенно. Я смирился с тем, что умру, поскольку смерть была бы самым большим утешением, учитывая то, что я сделал, и в то же время милосердием. Да, я трус. Но пока этот человек злорадствует по поводу всего, что он сделает с Каталиной, а у меня нет возможности это остановить, то я не могу. Прежде чем он успевает нажать на курок, моя рука выбивает пистолет из его кисти.

Отец может думать, что он превосходит меня только потому, что я смирился со смертью. Но в физической борьбе он не выйдет победителем.