Моральное воспитание

У ребенка, как и у взрослого, моральный авторитет – это явление, относящееся к общественному мнению, черпающее из него всю свою силу. Следовательно, авторитет правила в школе создается тем, как ощущают его дети, их представлением о нем как о явлении нерушимом, священном, свободном от их посягательств; и все, что может ослабить это ощущение, все, что может заставить детей думать, что эта нерушимость не реальна, обязательно затронет сам источник дисциплины. Но в той мере, в какой правило нарушается, оно перестает выступать как нерушимое; сакральная вещь, которая профанирована, перестает выступать как сакральная, если не вступает в игру нечто новое, что восстанавливает в ней ее первоначальную природу. Люди не верят в божество, на которое непосвященный может безнаказанно поднять руку. Точно так же и всякое нарушение правила может подорвать веру детей в незыблемый характер правила. Они подчиняются ему потому, что наделяют его престижем, своего рода моральной силой, энергия которой измеряется мощью ее воздействия. Если они видят единодушное подчинение правилу, то оно представляется им очень сильным, сообразно самой значимости его последствий. И наоборот, если они видят, как волевые устремления легко уклоняются от него, они чувствуют его слабость и бездействие. Вот в чем подлинное моральное зло, причиняемое провинностью. Дело в том, что провинность подрывает веру ребенка в авторитет школьного закона, точно так же как она подрывает веру взрослого в авторитет общеморального закона и, следовательно, реально снижает этот авторитет. Словом, моральный проступок, если ничто не нейтрализует его последствия, деморализует; недисциплинированное поведение ослабляет дисциплину. Что нужно, чтобы компенсировать совершенное таким образом злодеяние? Необходимо, чтобы нарушенный закон свидетельствовал, что вопреки видимости он по-прежнему остается самим собой, что он нисколько не утратил силу своего авторитета вопреки поступку, который ему противостоял; иными словами, нужно, чтобы он утверждался перед лицом его оскорбления и реагировал так, чтобы продемонстрировать энергию, пропорциональную энергии атаки, которой он подвергся. Наказание есть не что иное, как эта значимая демонстрация.

Правда, говоря о законе, который утверждается, который реагирует, я как будто оперирую абстракциями. Но все только что сказанное можно легко перевести в очень конкретные понятия. Разумеется, правило не реагирует и не утверждается само собой; оно реагирует и утверждается через посредство того, кто является его представителем, т. е. учителя. В самом деле, мы знаем, что если ребенок верит в правило, то это потому, что он верит в своего учителя. Он уважает правило, потому что учитель утверждает уважение к нему и сам его уважает. Но если учитель позволяет его нарушать, не вмешиваясь, то подобная толерантность будет выступать как доказательство того, что он больше не верит в него с той же непоколебимостью, что он уже не чувствует в той же степени уважение к нему; и тогда в той же мере в него перестанет верить и ученик. Сомнение, даже чисто внешнее, одного вызывает сомнение другого; а сомнение последнего подрывает дисциплину в ее основе. Нужно поэтому, чтобы перед лицом проступка учитель недвусмысленным образом демонстрировал, что его чувство не изменилось, что оно по-прежнему так же сильно, что в его глазах правило всегда есть правило, что оно ничего не утратило из своего престижа, что оно по-прежнему имеет право на то же уважение, вопреки посягательству, объектом которого оно было. Поэтому нужно, чтобы он открыто порицал совершенный проступок, чтобы он его энергично осуждал; это энергичное осуждение – вот что, по сути дела, означает наказание.