Таким образом, основная функция наказания состоит и не в том, чтобы заставить виновного искупить свою вину, причиняя ему страдание, и не в том, чтобы устрашить, посредством угрозы, его возможных подражателей, а в том, чтобы убедить людей, что нарушение правила обязательно могло, должно было поколебать их веру, даже тогда, когда они не отдают себе в этом отчет, показать им, что эта вера по-прежнему сохраняет смысл своего существования, и, если говорить именно о школе, что она по-прежнему ощущается тем, от кого дети ее восприняли. Следовательно, наказание в функционировании школьной морали играет важную роль. Разумеется, как мы показали, не оно придает дисциплине ее авторитет, но именно оно препятствует потере дисциплиной этого авторитета, который совершенные проступки постепенно бы подорвали, если бы они оставались безнаказанными. Бесспорно поэтому, что оно компенсирует, исправляет то зло, которое проистекает из провинности. Но очевидно, что эту компенсацию осуществляет не страдание, причиняемое виновному. Важно не то, чтобы ребенок страдал; суть в том, чтобы его поступок был подвергнут энергичному осуждению. Осуждение, направленное против совершенного проступка, само по себе носит исправительный характер. Конечно, осуждение почти неизбежно заставляет страдать того, на кого оно обращено. Ведь осуждение поступка предполагает осуждение и совершившего его; и есть лишь один способ выразить осуждение кого-то: это относиться к нему иначе и менее хорошо, чем к людям, которых уважают. Вот почему наказание почти обязательно предполагает отношение строгое и, следовательно, болезненное для того, кто ему подвергается. Но это лишь последствие наказания, а не его сущность. Это знак, выражающий внешним образом чувство, которое должно утверждаться перед лицом провинности; но именно выражаемое чувство, а не знак, посредством которого оно выражается, обладает свойством нейтрализации морального беспорядка, вызванного проступком. К тому же строгое отношение оправдано лишь в той мере, в какой оно необходимо, чтобы осуждение поступка не оставляло места для малейшего сомнения. Страдание, которое бы составляло все наказание целиком, если бы последнее имело главной функцией устрашение или искупление, в действительности является второстепенным элементом, который может даже совсем отсутствовать. Ни дополнительное задание к уроку в школе, ни наказание в собственном смысле в гражданской жизни не причиняют подлинные страдания глубоко бунтарским натурам. Это не так важно; они все-таки полностью сохраняют смысл своего существования. Устанавливать масштаб наказаний не значит искусно выстраивать иерархию причитающихся мучений. На данный момент я ограничиваюсь тем, что отмечаю идею, практические следствия которой мы вскоре увидим.
Теперь, когда мы знаем, зачем нужно наказание, какова его функция, посмотрим, каким оно должно быть, чтобы достигать своей цели.
Согласно одной теории, у которой еще имеются влиятельные сторонники, наказание должно ограничиваться предоставлением наказуемому деянию возможности порождать свои естественные последствия.
Ее авторство приписывали Руссо; и действительно, мы находим во второй книге «Эмиля» утверждения, которые, по-видимому, лежат в ее основе. «Никогда не нужно налагать на детей наказание как наказание, оно всегда должно к ним приходить как естественный результат их дурного поступка». И в другом месте: «Держите ребенка в зависимости только от хода вещей; тогда вы будете соблюдать порядок подлинного воспитания. Эмиль разбил оконное стекло в своей комнате; надо лишь не устранять причиненный им ущерб, и ночной холод вызовет у него насморк, который и будет его наказанием». Но Руссо рекомендует использовать этот метод только в течение первого периода детства, до 12 лет. И если он считает его применимым до этого времени, то потому, что, согласно ему, моральная жизнь начинается лишь с этого возраста. До того, как это было с человеком при возникновении человеческого рода, ребенок далек от всякого представления о морали, он живет, подобно животному, чисто физической жизнью. А животные не подчинены системе искусственных санкций; они воспитываются под воздействием естественного хода вещей, не получая иных уроков, кроме того, что содержится в опыте. Пока ребенок живет чисто «животной» жизнью, сам по себе он не испытывает потребности в другой дисциплине. Подчинять его принудительному воздействию – значит нарушать порядок природы. Но с 12 лет для него начинается новая жизнь; и с этого момента дисциплина в собственном смысле становится необходимой. «Мы шаг за шагом приближаемся к моральным понятиям, отличающим добро от зла. До того мы знали лишь закон необходимости; теперь испытываем уважение к тому, что полезно (от 12 до 15 лет); вскоре мы придем к тому, что является пристойным и добрым (после 15 лет)».